Она может поставить книгу сама, но ей нужен повод с ним заговорить. Вчера на уроке политологии велся настоящий спор по поводу ООН, и она знает, что он это оценит.
Она просовывает голову в его спальню и обнаруживает его там. Дыхание застревает в ее горле, когда она бросает на него взгляд. Он раскинулся на кровати, его кожа все еще влажная после душа, а полотенце сбилось на его талии.
И он мастурбирует. Дерьмо.
Она должна уйти. Это определенно личный момент, а она нарушает его. Она действительно должна повернуться, уйти и совершенно определенно, больше не подглядывать. Вместо этого она остается там, ее глаза прикованы к его обнаженному члену, зажатому в кулаке.
– Боже, детка, – стонет он, закрывая глаза. – Соси его, пожалуйста.
Ее губы приоткрываются в удивлении, потому что она может слышать его через всю комнату. Ее клитор пульсирует от его напряженного голоса, произносящего пошлые слова, и от вида члена, скользящего в его руке.
– Да. Даааа. Так прекрасно. Боже. – Другая его рука перемещается, сжимая яйца. – Вот так, детка. Лижи их. Соси их.
Она широко распахнутыми глазами следит за его лицом, очарованная блеском рубцеватой румяной текстуры, здоровая кожа скривилась в гримасе удовольствия. Его ожоги и грубые черты, возможно, сделали его отталкивающим для некоторых, но она видит только Блейка, с его гениальными идеями и грубоватой добротой.
– Поласкай себя. Да, да. Возьми меня глубже в рот и вставь пальцы в свою киску.
Ее бедра сжимаются, давая ей максимально возможное облегчение. Если бы она пошевелила рукой или ногой, то ей пришлось бы признать, что то, чем она занимается – вуайеризм, а это кажется неправильным. Но она все еще стоит там.
Затем он пораженно стонет ее имя:
– Эрин...
Эрин едва успевает это понять, как он уже кончает себе в руку.
Немного повернувшись, она издает непроизвольный звук, скорее – стон. Тяжелые веки скользят вверх, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на нее. Его глаза расширяются в шоке, даже в ужасе.
Подавленная, она поворачивается и бежит вниз по лестнице. Ее имя полетело вслед за ней по ступенькам, на этот раз без страсти, но она не в состоянии вернуться.
Бросившись на кухню, она борется со смущением быть пойманной в компрометирующем положении. Вернее, она поймала его в компрометирующем положении. Но так как это его дом и она просто убирается в нем, она совершила самую большую ошибку. Ей придется встретиться с ним и извиниться, но сейчас она не может вернуться в его спальню. Ни сейчас, ни возможно, когда–либо еще.
