Грубиян Валахов | страница 18
Потоцкий сразу же подскочил к его столу, но Валахов насторожился и перестал покачиваться на ножках стула.
— Мои неудачи — из-за тебя! — брызгая слюной в лицо Валахову, зашептал он. — Ты из-за Нины не можешь мне простить ничего!
— Да, я ничего не могу простить тебе, — согласился Валахов. И ему захотелось рассказать Потоцкому, поскольку тот первым назвал имя этой женщины, как он, Валахов, спал с нею и как она шептала ему: «Ты мой? Только мой?!» — и в этом ее шепоте было слишком много уверенности. А так — ничего, все искренне и нормально.
Ничего такого Валахов не сказал ему. Начал опять Потоцкий:
— Она тебя, Андрей, иногда вспоминает — не с восторгом, конечно.
— Пожалуйста, не называй меня Андреем, — угрюмо попросил Валахов.
— Ты не знаешь, какая она…
— Я ее знаю больше, чем мне бы хотелось, — как бы вскользь, очень тихо сказал Валахов и выбросил давно потухший окурок сигары в открытое окно прорабки.
— Я хотел сказать, какая она нежная.
Валахов грохнул по столу кулаком и вскочил на ноги. И когда Потоцкий близко-близко увидел красное и разъяренное лицо его, то попятился к двери.
— Не мешайте работать, милостивый государь, — идя вслед за Потоцким, хрипел Валахов. — Умоляю, только не мешайте работать!
Немного придя в себя, он снял свой шикарный костюм, умылся и вместе с ребятами Сереги Попружного до темноты работал на кладке стен узеньской школы.
Узень, первое дело его жизни, — кирпич на кирпич — поднималась над раскаленной пустыней.
