Третья часть восхитительно нежна. Левая рука перебирает клавиши, создавая спокойный, тихий, щемяще восхитительный фон, который перерастает в нечто более волнующе за счёт повторения аккордов. А затем - голос, какие-то секунды, и кульминация! Похожая на взрыв эмоций, она финал всего произведения, такого масштабного, что хочется плакать.
И в конце вновь - левая рука, знающая партитуру на "отлично", и правая, повторяющая ноты, предназначенные для виолончели. И тихое замирание всей мелодии...
Я очнулась, и первой мыслью было: "Опять в астрал ушла". Чёрта с два, не ушла! Всю симфонию я видела, как пристально следил за мной мой новый наставник, и я готова костьми лечь - ему понравилось. Понравилось настолько, что он готов простить меня за все сегодняшние выкрутасы. Понравилось настолько, что он готов больше не подсматривать мои мысли и никогда не становиться у меня на пути.
В комнате прозвучали аплодисменты, наставник добродушно улыбался.
- Что ж, Лиза-сан, великолепно играешь, особенно для не разыгранной пианистки. - Он подошёл ближе и присел на ещё один стул рядом с роялем. - Однако заинтересовало меня совсем другое. То, как ты подаёшь свои эмоции через музыку и меняешься, садясь за инструмент. Вот если бы тебя научили играть на флейте, к примеру, или танцевать лунные вальс и танго - чувства остались бы неизменными, я ведь правильно понимаю?
Неуверенно, как после любого публичного выступления, я повела плечами.
- Правильно понимаю, - заключил мастер Тецуо.
Я вновь притронулась пальцами к клавишам.
- Мастер Тецуо, а если бы я повела сейчас себя по-другому, Вы бы не приняли меня? - И довольно скоро добавила: - Я обратила внимание на суффикс после моего имени.
Японец-мудрец задумался на долгое время, минут десять мы просидели без движения точно. Но вдруг он склонил голову и предельно честно ответил:
- В мире много странностей, Лиза-сан. Есть странности от природы, есть приобретённые. Я много видел на своём веку взбалмошных девиц вроде тебя, но настолько двуличных - ещё никогда. Только что ты была вредной и противной, от чего хотелось тебя придушить, и вдруг, сидя за инструментом, ты такая нежная, мягкая, что становится жалко. - Рю-Тецуо потёр подбородок. - Я скажу, что знаю, о чём ты страдаешь, но выдавать тебя не буду. Это только твоё дело.
Я поняла сразу, как только увидела будущего наставника, что он догадается о Главной Тайне Мадридского Двора. Но в её неразглашении я тоже была уверена.
