Бедный Джозеф взял шляпу и молча пошел к дверям.
«Милостивые государи, — воскликнул я, — сжальтесь над ним. Ведь он еще ребенок и сделал это из любви к своему барину».
Мистер Гюг покачал головой. «Я не имею к нему ни малейшей жалости, — отвечал он грозно, — его барин без него никогда бы, верно, не решился на такое дело».
Джозеф ничего не отвечал, но, взявшись за ручку двери, обернулся и посмотрел на мистера Генри.
«Вы не имеете ничего сказать в мое оправдание, сэр? — сказал он спокойно. — Я вас очень любил и не хотел бы с вами расстаться врагами; неужели вы не скажете словечка за меня?»
Мистер Генри ничего не отвечал. Он сидел с поникшей головой, как бы не смея поднять глаз на дядю.
«Нет! — отвечал мистер Гюг. — Он не имеет ничего сказать в вашу пользу. Ступайте, вы должны еще радоваться, что так легко отделались».
Тогда Джозеф обернулся к банкиру и, указывая на мистера Генри, произнес с блестящими от злобы глазами и пылающим лицом:
«Пускай он радуется, что так легко отделался; пускай он почтет за счастье, если в первый раз, когда мы встретимся, он останется живым».
Сказав эти роковые слова, он вышел из комнаты прежде, чем ему могли ответить.
«Что же касается вас, — начал Гюг Дунбар, обращаясь к племяннику, — то вы были баловнем судьбы и не умели пользоваться счастьем, ниспосланным на вас провидением. Вы начали жизнь с верхушки общественной лестницы, но не сумели оценить этого, и теперь начнете сызнова, но уже с последней, низшей ступени. Вы подадите в отставку и поедете в Калькутту с первым кораблем. Сегодня 23 августа, а в Корабельном листке стоит, что «Ореноко» выходит из Саутгэмптона 10 сентября. Вам ровно две недели для сборов и приготовления». — «Выйти в отставку! — воскликнул корнет. — Отправиться в Индию! Вы, конечно, говорите несерьезно. Вы шутите, дядя Гюг. Отец, вы никогда не принудите меня к такому унижению».
Персиваль Дунбар все время молчал, закрыв лицо руками.
Он и теперь не отвечал сыну.
«Ваш отец дал мне полное право поступать в этом деле по моему усмотрению, — сказал мистер Гюг. — Я никогда не женюсь, Генри, и ты — мой единственный племянник и наследник. Но я никогда не оставлю своего состояния бесчестному человеку, и тебе предстоит доказать, что ты достоин быть моим наследником. Ты начнешь жизнь сначала. Ты играл роль франта, аристократа, и твоя жизнь привела тебя к жестокому положению, в котором ты теперь находишься. Ты должен навсегда покончить с прошлым. Впрочем, ты совершенно волен выбирать. Или выходи в отставку и поступай младшим приказчиком в нашу калькуттскую контору, или оставайся здесь и отложи всякую надежду наследовать мое состояние или состояние твоего отца».
