— Ах ты сволочь, — сквозь зубы заявил я ПОДСТАВЕ и стукнул по ноге толстяка кулаком. Но тот тихо засмеялся и, прислушиваясь к звукам на сцене, принялся есть следующую шоколадку, пытаясь шелестеть фольгой под такты музыки. Но получалось в два раза громче прежнего, чем когда он не пытался делать это. Вся галерка смотрела уже не на сцену, а на нас. Мне начинало казаться, что я сейчас расплавлюсь, как шоколад на лице Парамона, и стеку на пол, как по его подбородку.
Этому же экземпляру находчивости не занимать. В доли секунды сообразив, что на нас снова смотрят, он громко сказал, кинув мне в руки недоеденную шоколадку в фольге, которая зашелестела и покатилась по мне на пол:
— Саша! Что ты как свинья какая-то?! С тобой всегда одни проблемы! Пора научиться себя сдерживать!
Блин, этот урод меня снова подставил. Да так, что все снова смотрят на меня. Мысленно я скинул его вниз с нашего балкона. А в жизни схватил его ладошку и, заломив кисть, вывел его за собой из зрительного зала. Идти пришлось долго, так как у нас были центральные места. Испепеляющие взгляды обжигали и без того залитое краской мое лицо. Парамон специально умудрялся наступать всем в ряду на ноги, некоторым на обе и по нескольку раз. К некоторым он наклонялся и просил позвонить в службу спасения. Рядом с некоторыми он пукал или рыгал. А я хотел уже плакать и убить его на месте. Шлейф вони только достиг носов сидящих, и те принялись недоверчиво смотреть друг на друга. Но я-то знал, что это Парамоха. Да и глядя на масштабы поражения газами со стороны, было понятно, что только идущий вдоль всех этих теперь мучающихся людей мог сделать это. То есть либо он, либо я.
— Саша, хватит пердеть! Говорил тебе, что нельзя тебе лимонаду! — Ваня рассеял все сомнения сидящих, вновь «элегантно» подставив меня под всеобщее внимание. Почему-то в коридоре, куда я его вытащил и стукнул в область солнечного сплетения, рядом оказалась какая-то старушка «божий одуванчик». Она четко заявила: «Сейчас вызову патруль и милицию, если не прекратите». Мы с «Картманом» сделали вид, что все в порядке, и под бдительным надзором пошли в курилку. Когда надзор исчез, я почему-то уже успокоился. Прошел этот первоначальный душевный порыв убивать, а раззадоривать себя не хотелось. Парамон, почувствовавший перемену в моем настроении в сторону улучшения, предложил:
— Ерунда этот балет, давай пойдем в буфет!
На что я резонно заметил:
— Но, Парамон, ведь денег нет!
