Надо иметь большое очарование в сердце, чтобы так трудиться.
Вождение тяжеловесов дало огромный экономический эффект. Только за один год оно позволило отказаться от восемнадцати тысяч поездов и содержать в эксплуатации в среднем за каждые сутки на сто паровозов меньше плана.
Когда Блинов начинал водить тяжеловесы, норма грузового поезда для паровоза «ФД» на Южно-Уральской железной дороге была 1600 тонн; позднее она выросла в два с половиной раза, но к тому времени на счету Блинова уже были поезда весом в 10 000 тонн. А однажды он провел состав в 11 400 тонн.
Я прочитал воспоминания известных машинистов и книги о них, сравнил цифры. Пробеги блиновских локомотивов между подъемочными ремонтами, весовые нормы его тяжеловесов были выше, чем у других. Блинов ломал нормы с невозмутимым, презрительным (так мне показалось) безразличием к авторитетам и с горячей верой в свою правоту.
Насколько были необходимы блиновские рекорды?
Со временем надобность в таких большегрузных составах, какие водил Блинов, отпала: новая техника, новые методы работы, иные графики движения и т. д. И все же рекорды были нужны! Пусть некоторые не видели за ними ничего, кроме ближайших, спортивных, так сказать, целей. Зато других блиновские рекорды заставляли расти, они говорили о власти над техникой, поддерживали чувства профессиональной уверенности и свободы. Блинов вдохнул беспокойство в своих учеников, заставил их поверить в себя и стать тем, кем они стали, — мастерами.
Блинов умеет входить в тонкости дела, но интересней его способность понимать философию труда.
— Если думать о рекорде как об удаче, как о празднике, то он, конечно, не долго живет. Отгремел оркестр, отшумел митинг, цветы завяли… Живешь и работаешь дальше. А потом однажды слышишь, что кто-то где-то перекрыл твой рекорд. Или даже здесь, рядом — ученик твой, помощник твой бывший прославился. Что же осталось от твоего рекорда? Многое! Уверенность осталась, новые методы, иное отношение к работе. И это осталось не только у тебя, поставившего рекорд, но и у тех, кто пошел за тобой. Они ведь другими стали — опытнее, смелее. И рядом с ними уже нельзя работать так, как прежде работалось. До того рекорда.
Трудно первому. Тут даже не в том дело, что помочь тебе никто не может. Просто нельзя одному хорошо работать, — с людьми живем, живой цепочкой связаны. Как это один хорошо работает? А другие что же? Тут страсти-то и разгораются.
Начал я беречь топливо, экономия иногда получалась больше пятидесяти процентов. «Где это видано? — спрашивает начальник депо. — Я других проверил. Тех, что за тобой идут. Ну, тридцать пять процентов. Ну, от силы — сорок. А у тебя иной раз до пятидесяти шести процентов выходит…»
