— Исчерпывающая классификация, — принужденно засмеялась Люда.
Наверное, Трескин хотел сказать, что встретил наконец женщину, которая значит для него так много, что всякие классификации становятся неуместны и не нужны — не возможны. Безусловно, что-то такое, в этом роде он и хотел сказать, но забыл. Сильные ощущения минуты заставили его забыть. А Люда, хоть и поняла, к чему речь, догадалась как будто, но в лихорадочном своем состоянии точно так же едва ли сохраняла способность к связному разговору — ничего не спросила.
Так что Трескин кончил говорить, и тогда оказалось, что Люда молчит, — он кончил и больше не говорит никто — тишина. Тишина эта несколько удивила Трескина. Он заерзал, оглядываясь в поисках человека, который мог бы поддержать разговор, но Люду при этом как будто во внимание не принял, слегка лишь задел ее косым взглядом.
Никто не заговорил.
Трескин встал и тронул Люду за плечо.
Люда послушно поднялась, и они перешли на кровать — уселись. Он поцеловал. Она закрыла глаза, ощущая сильное сердцебиение и ничего больше. Широкая рука его проникла снизу под маечку и начала там блуждать, поднимаясь вверх, коснулась груди, нашла остро вставший сосок… вниз скользнула, под пояс. Люда не шевелилась. Она ничего не ощущала, кроме того, что у Трескина шершавая ладонь. Он начал снимать маечку, она вскинула руки, чтобы помочь ему, но когда осталась нагой, закрыла груди руками, сложив их крест-накрест. Наверное, это не следовало делать, она подумала, что Трескин сочтет ее жеманницей, но поздно было уж что-то менять. Он не стал разнимать руки, а взялся за брюки, расстегнул и начал стягивать — она позволила и это. Брюки сползли на колени, тогда, все так же молча, с легким взволнованным пыхтением, он спохватился снять сандалии.
Она осталась только в трусиках. Это были праздничные кружевные трусики, которые прикрывали совсем немного — самое лоно. Такие трусики женщины не носят изо дня в день.
— Подожди, — шепнула она вдруг, когда Трескин взялся за последнее. Он не послушался, она гибко вывернулась: — Подожди!
Трескин удивился, явилось у него подозрение, что можно обидеться. Долго не раздумывая, однако, он попробовал еще раз ухватить за талию, Люда прогнулась с неожиданным проворством и отодвинулась. Тогда он подумал, что прежде, чем это произойдет, она захочет поставить условие — ничего другого в голову не приходило.
— Подожди, — попросила Люда еще раз.
Трескин ждал, сдерживая себя.
