На другой день после поездки за травами Тони сообщила, что они ждут в гости детей Джиджи с друзьями (она заранее сняла для них комнату в старой части города).
Приехали они еще засветло; Тоска как раз поливала в саду после ужина и тотчас узнала дочь и сына Джиджи по серым миндалевидным глазам, окаймленным темными ресницами, — точь-в-точь как у отца. Дочь была бледная миниатюрная девушка, а сын, наоборот, высокий, гораздо выше Джиджи, худой и нескладный. Может, из-за этой юношеской угловатости и руки, и ноги, и плечи казались неимоверных размеров; ступал он очень широко и неуклюже размахивал руками, как будто с трудом владел собственным телом.
Ей не терпелось поделиться своими наблюдениями с Тони, но в следующие три дня они нигде не появлялись и ни разу не позвонили. Лишь на четвертый, рано утром, когда по обыкновению мыла лестницу, она увидела, как вся молодежь и Джиджи спускаются вниз с удочками. Журналист сказал, что они на целый день уходят в море на моторке. Тоска обрадовалась: Тони, оставшись одна, наверняка ее позовет, и принялась ждать. Но телефон молчал. Когда настал вечер и пришло время поливать, у нее щемило сердце и подкашивались ноги. Напевать уже расхотелось, в доме стояла необычная тишина; Тоска поставила было кассету, но звуки потонули в обступившей со всех сторон и пробравшейся внутрь глухоте. Пришлось, как всегда, прибегнуть к бутылке. Прохладное вино освежило, но бодрости, как раньше, не придало. Говорить не хотелось даже с котятами, только про себя она сказала: все равно узнают — и с грустью вспомнила, что слова эти принадлежат не ей, а Павезе, которого они читали вместе с Марио, правда в другой жизни. Теперь, когда от вина затуманилось в голове, Тоска усомнилась, была ли она на самом деле, та жизнь.
Наверно, все это ей пригрезилось, как и то, что у нее появились друзья, кроме кошек. Из спальни доносилось какое-то движение, похожее на размеренный шум ткацкого или токарного станка.
Она тяжело поднялась из-за кухонного стола, пошла в спальню. Коврик у кровати был весь покрыт мелкими клочками шерсти. Тоска с криком бросилась на Бисси, который стрелой умчался в другую комнату.
— Тебе непременно надо точить свои проклятые когти о единственную ценную вещь в доме?!
Невесомые пушинки забивались в нос, в рот, прилипали к потному лицу, она стала кашлять, задыхаться и в конце концов бессильно опустилась на изодранный коврик.
— Сама виновата, забыла про ваши когти, — сокрушалась полупьяная, изнуренная кашлем Тоска. — Пойти, что ли, поискать чурочку Миммо? Куда она подевалась? Да нет, теперь они, видно, не отстанут от этого коврика, придется его спрятать.
