— Ничего и не будет решено за меня.
— За меня тоже. Пусть мы теперь другие. Мы знаем, что наш мир, наши войны — это не все. Мы можем решать сами.
— Да, Огюст. Можем.
Пусть это только пожелание, а не истина.
— Пусть мы даже погибнем.
Я невольно улыбнулся.
— Все равно все там будем.
Ходить сам Огюст мог, но поддерживать и направлять в нужную сторону его все-таки приходилось, он был почти без сил, а после своих последних слов стал попросту засыпать. Я завел его внутрь, закрыл калитку, как и прежде, на щеколду, и услышал слева возню и тихое ворчанье. Ах да, тут же есть пес, я совсем про него забыл — лаять на меня он перестал уже год назад. Видимо и Огюст со мной сошел за своего. Как бы то ни было, меня порадовало, что мы вошли без лишнего шума. Дверь дома была приоткрыта и изнутри исходил свет. Но от стены поблизости вдруг отделилась, зашевелившись, длинная тень — давешнему худому дворянину в оранжевом, безуспешно пытавшемуся завести разговор на религиозную тему, повезло, что я вовремя его узнал и что на одной моей руке висел Огюст.
— Доброй ночи, господа, — дружелюбно окликнул нас худой дворянин. — Не правда ли, чудесен мир, сотворенный Господом?
После того, о чем у нас с Огюстом шла речь, единственный вежливый ответ, какой он мог от нас услышать — это гомерический смех. Мне даже показалось, что мысленно, неясно чей, я его расслышал. Вот только почему-то мне было не до смеха.
— А вы уверены, что он сотворен именно им, а не кое-кем еще? — невольно парировал я.
Худой дворянин чуть попятился и неуверенно усмехнулся:
— Шутить изволите?
Ну разумеется, неважно, что когда-то за такие шутки выжгли пол южной Франции.
— Доброй ночи, — пожелал я с неестественной благожелательностью и, втолкнув Огюста в дверь, закрыл ее за нами.
— Это кат-тарская ересь… — с запинкой констатировал Огюст.
Ты смотри-ка… А я думал, он уже спит.
— Ерунда. Случайное совпадение.
— Где вы были? — послышался негромкий холодно-разъяренный голос.
В общем зале, за дальним столом в тусклых отблесках очага сидел отец. Это было отнюдь не внешнее впечатление, но мне показалось, что в глазах его разгораются угли, а борода наэлектризована и вздыблена. Он поднялся и двинулся к нам легко и зловеще как грозовой фронт. Огюст внезапно подобрался, почти пробудившись.
— Мы… мы просто… — начал было он, но нужных слов не нашел.
— У вас что, сомнамбулизм? — Отец пристально посмотрел на рапиру Огюста, которую я все еще держал в руке. Я молча сунул ее Огюсту, Огюст ее взял и тихо стал прилаживать на место. Отец перевел взгляд с нее на Огюста и снова холодно посмотрел на меня. — Вас не было около часа.
