— Очень спокойно. Кажется, он решил, что я так разволновался перед очередной дуэлью, что у меня… пропали некоторые детские комплексы, которые мешали мне ему противостоять.
Отец пожал плечами и задумчиво взъерошил бороду.
— А если он прав? Если не в причине волнений, то в последствиях? Волнений-то, все-таки, хоть отбавляй.
— Да нет, к сожалению, что бы ни говорил Оливье, мне всегда было до него как до луны, — вздохнул я помолчав.
Отец снова пожал плечами.
— Трудно сказать. Может быть и так.
— Так. К тому же, если прав я, а не Оливье, то в этом есть некоторый смысл.
— Да уж, хоть до этого додумались… Рад, что это повышает наши шансы на более-менее благополучный исход.
Я пристально посмотрел на отца.
— Тебе это действительно нравится? У меня такое чувство, что от нас самих остается все меньше и меньше.
Отец неопределенно усмехнулся.
— На это можно посмотреть и с другой стороны — нас становится все больше и больше!
А ведь и верно. Я рассмеялся.
— Хорошо. Как бы то ни было, я постараюсь проверить еще раз. Уверен, что это не могло произойти только со мной.
А пока я решил вплотную заняться пирогом с дичью и специями и прочими в буквальном смысле насущными вещами. Румяная корочка была такой хрустящей, а какие были пряности!.. У меня в голове проскочила мгновенная бредовая мысль: «хорошо, что я жив и нахожусь именно здесь и сейчас!» В сущности, жизнь — прекрасная и удивительная штука, жаль, что короткая. Может быть, настолько прекрасная, что ею даже можно с кем-то поделиться, лишь бы их было не слишком много.
— Вкус все же немного необычный, — задумчиво промолвил отец, стукнув пальцем по стаканчику.
— И все-таки замечательный.
Отец вздохнул.
— Странно теперь будет разговаривать со старыми знакомыми, людьми привычными и обычными, и относиться к ним как к историческим личностям, деятелям, персонажам… — Он скептически встопорщил усы и приподнял брови. — Наверное, я буду невольно смотреть на них с таким же исследовательским любопытством как на экспонаты в кунсткамере.
Я сочувственно кивнул. Все мы так будем. Но профессиональный историк среди нас только он один.
— Эх, ладно, — он махнул рукой. — Пойду, пожалуй. Когда закончишь, намекни оставшимся соням, что мы уедем без них.
— Не такая плохая мысль, — ответил я, подумав об Огюсте. Но оставлять никого не пришлось. Двери открылись и, что-то недовольно бубня, в зал вошел Готье, подталкивая перед собой не менее недовольного заспанного Огюста. По крайней мере, сегодня Огюст пришел завтракать без оружия под рукой.
