Он заметил, что после этого ответа вместе с радостью предвкушения в жизнь Марка, судя по всему, вошла и забота.
* * *
Время от времени к нему наведывался Кеник и предлагал свою помощь; с тех пор как здесь поселился Марк, он делал это все чаще. Арон принимал его помощь с благодарностью. Кеник стал в ту пору для него просто необходим. Так, например, Арону ни за что не пришло бы в голову оставить Марка одного больше чем на пятнадцать минут, то есть от силы на то время, за которое можно сбегать за покупками. Всякий раз, когда ему надо было уйти надолго, он брал Марка с собой или договаривался с Кеником. Порой такие меры предосторожности казались чрезмерными даже ему самому, и однако же он упорно брал Марка с собой либо вызывал Кеника.
На вопрос Арона, как он может рассчитаться с ним за все его труды, Кеник отвечал: «Да будет тебе! Ты и так достаточно для меня сделал».
* * *
С каждым днем он становился мне все симпатичнее, вот только я не знал, о чем с ним можно разговаривать. Лучше всего он чувствовал себя, когда стол был хорошо накрыт и когда он мог за этим столом говорить о том, как все было раньше. Необязательно про лагерь, просто о «раньше». Может, он считал, будто это «раньше» и составляло важнейшую часть его жизни. Только говорил он о нем так, что, на мой взгляд, это не имело никакого смысла. Прежние времена — это было одно, новые — другое, и между ними не существовало никаких мостов. Не пойми меня превратно, я вовсе не хочу этим сказать, что я стоил большего, нежели он. Просто я не знал, как мне с ним общаться. Я скучал. Один раз я даже подумал, что Кеник как по заказу создан для тех людей, которые находят оправдание своим предрассудкам против евреев. Зато с Марком он прекрасно ладил.
Когда подошел срок очередного месячного баланса и Арон заявился к Тенненбауму, тот встретил его чаем с печеньем. Трудно было не догадаться, что Тенненбаум хочет устранить малейшие следы разногласий между ними. Сразу, у дверей, он дружески положил руку на плечи Арона и провел его в ту комнату, где был накрыт стол. На ряды цифр, которые ему показал Арон, он почти не взглянул, бумаги же отложил в сторону, вероятно, затем, чтобы они не помешали задушевному чаепитию. При этом, однако, сказал, что конечно же все, как всегда, в полном порядке. Но Арон не хотел вот так, безо всякого, разделить мирное настроение Тенненбаума, эту непонятную сердечность. Он сказал:
— Мне кажется, вы скоро измените свое мнение.
