Зато нынешнюю Паулу Арон представлял себе хорошо, хотя нельзя не учитывать, что незнание подробностей делало его представление несколько поверхностным, но и это само по себе, как подчеркивает Арон, было не лишено приятности. Арон довольно скоро убедился, что Паула человек по преимуществу теоретический. Она любила побеседовать, причем охотнее о проблемах, нежели о конкретных случаях, отдавая предпочтение таким проблемам, которые касались всего человечества, текущего столетия или науки, и лишь когда это было неизбежным — об обязанностях их совместной жизни. Когда Арон во время завтрака спрашивал ее, чего бы она хотела на ужин, можно было не сомневаться, что она назовет первое, пришедшее на ум блюдо и что разговор на этом закончится. Зато когда он заводил речь об исследовании неизвестных покамест уголков Земли, то ему приходилось напоминать ей, чтобы она не опоздала на работу.
Еще он думал, что она страдает какой-то болезнью. К этому выводу он пришел потому, что все время, которое Паула жила у него, она утром и вечером принимала какие-то таблетки, но и на эту тему она тоже не распространялась. Причем не делала из этого тайны; случалось даже, что, лежа в постели, если Арон еще не лег, она кричала ему: «Принеси мне воды запить таблетку!» А вот беседовать на эту тему она не желала. Название, которое Арон прочел на стеклянной трубочке, ничего ему не говорило, он списал его на бумажку, чтобы при случае спросить у врача, для чего или от чего эти таблетки, но так и не спросил.
Он находил также, что Паула слишком уж чистоплотна. После любого пустяка она мыла руки, ежедневно часами пропадала в ванной, самым прекрасным открытием стали в ее глазах многочисленные бутылочки с ароматическими эссенциями для ванны. Два раза в неделю она меняла постельное белье, а полотенца — каждый день, и часто случалось, что в минуты, когда Арон предпочел бы видеть ее рядом, она стояла в ванной и что-то настирывала. Передняя у них была все время завешена сохнущим бельем. Однако эта ее мания, как выражается Арон, отнюдь не была темой для разговоров между ними, пусть даже она крайне ему докучала; Арон придерживался своего принципа — принимать Паулу такой, как она есть.
* * *
— Я говорю не только об этом, — вмешиваюсь я, — но не считаешь ли ты вообще проявлением ложной терпимости, когда человек принимает решение ни при каких обстоятельствах никого не критиковать?
— К нашему случаю терпимость не имеет ни малейшего отношения, — отвечает Арон, — просто я не хотел ей мешать, так же, как не хотел, чтобы она мешала мне.
