Алоис Вебер подсел к нему на скамейку и спросил:
— Ну, как он себя чувствует?
— Ему сейчас полагается спать.
— Я здесь вроде прислуги за все, — сказал Вебер. — Если надо что-то раздобыть, или починить, или поднести, женщины одни справиться не могут.
Арон подумал, что для этой цели они могли бы подыскать кого-нибудь покрупней. Он спросил:
— А что вы делали раньше?
— Это когда раньше?
— До того, как приехать сюда.
— Я был в Дахау, неподалеку отсюда.
— В Дахау? А разве там тоже был лагерь?
— Хорошо звучит это «тоже».
— В качестве заключенного?
— В каком же еще, по-вашему? Надзирателя, что ли?
— Тогда вы, значит, еврей?
— Я что, похож на еврея? Я политический, — ответил Вебер.
Завязался разговор, в ходе которого Арон узнал кое-что о прошлом Вебера. А тот узнал, что за Ароном завтра утром заедут и что он не знает, где ему переночевать.
— Если хотите, можете потом прийти ко мне. Места вдоволь, еда тоже найдется, а живу я неподалеку отсюда.
— Спасибо.
— А где вы спали прошлую ночь?
— В лесу.
— Господи Иисусе!
Арон снова пошел к Марку. Стул стоял на прежнем месте, и он сел, не спросив разрешения у сестры. Марк как будто спал, но, едва Арон сел, мальчик открыл глаза и даже чуть-чуть повернул к нему голову. Арону показалось, будто он едва заметно улыбнулся.
— Ты мой отец, — сказал Марк, — а я твой сын.
Глаза у Арона снова наполнились слезами. Выходит, Марк не спал этот час, а, подобно отцу, сидевшему во дворе, делал свои подсчеты. Он явно понял урок и пришел к правильному выводу. Арон преисполнился гордости, поведение Марка, на его взгляд, свидетельствовало о высоком интеллектуальном уровне, несмотря на крайнюю запущенность, свидетельствовало об аналитических способностях и о редкостном честолюбии, побуждавшем мальчика не пасовать перед чем-то непонятным. Арон вытер лицо мальчика носовым платком и осмелился поцеловать его, чему тот был крайне удивлен.
Ободренный успехами Марка, Арон решил поговорить с ним, причем, по его словам, ему было не столько важно что-либо узнать, сколько хотелось услышать голос мальчика. Поэтому он спросил:
— А что ты можешь еще вспомнить?
— Не знаю.
— А ты знаешь, что был в лагере?
— Да, в концлагере.
— А ты там бегал?
— Да.
— А кто приносил тебе поесть?
— Эта женщина.
— Какая женщина? Как ее звали?
— Не знаю.
— Может, фрау Фиш?
— Не знаю.
— А вы с ней жили в одном бараке?
— Ну да. Раз мы спали в одной постели.
— А она была старая?
— Нет, она была красивая.
Арону показалось странным, что Марку знакомы такие слова, как «старая» и «красивая», а такое обычное слово, как «сын», — нет. И в то же время он испытал удовлетворение, потому что ему, Арону, не располагавшему ничем, кроме малой толики жизненного опыта, удалось вычислить существование этой женщины, спасительницы Марка. Как астроном, который вычисляет присутствие неизвестного доселе небесного тела, ни разу его не видев и основываясь только на его проявлениях.
