* * *
— А в чем ты видел трудности? — спрашиваю я у него. — Записать ребенка в школу — это ведь проще простого. Идешь в школу, просишь записать твоего сына, после чего покупаешь тетради, только и всего.
— Ну, не только, — отвечает Арон, он кладет руку мне на плечо и растолковывает мне ситуацию без тени раздражения, можно даже сказать, что его голос звучит при этом снисходительно. Звучит так, словно он наконец-то понял, что посторонний человек, такой, как я, не может составить для себя полное представление обо всех обстоятельствах дела и потому вынужден задавать вопросы. Он продолжает: — Если собаку долгое время держать в клетке, где ее бьют и мучают, а потом в один прекрасный день выпустить на свободу, ей будет казаться, что все человечество состоит сплошь из мучителей. Хотя бы и за пределами клетки. — Потом добавляет: — Ты уж прости, что я разговариваю с тобой, как с младенцем, но раз ты задаешь такие вопросы, по-иному с тобой разговаривать нельзя.
— Если я правильно понял твой пример с собакой, ты хочешь сказать, что не торопился записывать Марка, поскольку не хотел, чтобы Марк попал в школу, где преподают люди, не свободные в твоих глазах от подозрения в фашизме, а может, и в убийствах?
Арон отвечает:
— Вот именно.
— И еще потому, что ты не хотел, чтобы Марк сидел за одной партой с детьми таких людей?
— Вот именно.
— Твои сомнения делают тебе честь, — говорю я, — но с другой стороны, едва ли ты ставил себе целью вырастить неграмотного человека?
— Ну, во-первых, это, — говорит Арон, — а во-вторых, существуют же законы, закон об обязательном обучении например. Спустя несколько дней я все же записал его.
* * *
По словам Арона, было бы преувеличением считать работу переводчика источником непрерывных радостей. Он перечисляет недостатки, которые, впрочем, присущи почти каждому роду деятельности; слишком низкое жалованье, неслыханный расход времени, растущая лень. Однако самым большим недостатком он считает то обстоятельство, которое, по сути, и определяет деятельность переводчика: невозможность высказывать собственные взгляды. Его собственные взгляды здесь никому не нужны, и даже напротив: они лишь мешают точному переводу, они как песок, попавший в механизм. Все внимание целиком сосредоточено на передаче чужих мнений, как бы нелепы они ни были. Некоторая возможность высказать собственные мысли выпадала лишь в перерывах, но в перерывах переводчик настолько же не является переводчиком, как, скажем, подметальщик улиц. Поэтому они не в счет. Иметь право выражать собственные убеждения лишь в перерывах, но не иметь его во время работы — это со временем начинает казаться унизительным.
