— Сука! — взвыл мучитель. — Падла старая! Лосось, дай мне топор, я ей башку оттяпаю!
Но Лосось лениво, словно играючи, отпихнул его прочь.
— Без тебя управлюсь. Руку ей держи!
Матвеевна непостижимым образом увидела вдруг одновременно и свою руку, распластанную на табуретке, и противоположную часть комнату, где за дверью бился в яростной агонии Вася. Видела, что он снова ударил. Видела, как прогнулась филенка и выклюнулась в ней быстрая дырочка с острым кончиком клюва.
— Эй, мать, не вынуждала бы ты меня на крайности. Скажи, куда Ботаника дела и разойдемся краями.
Матвеевна молчала, не сводя глаз с этой крохотной дырочки. Вася с силой тюкнул снова, наружу отвалилась щепка. Нет, так ломать долго придется — не успеть ему… Она закрыла глаза, будь что будет. И потому не видела, как Лосось, мимолетно подмигнув Ряженке, занес топор. Она лишь услышала свист, с которым топор рассек воздух и вонзился в табурет.
— Так как? Будем говорить? А то в следующий раз я не промахнусь, аккурат по пальцу жахну. Ну?
— Не зли его, дура! — вцепился в волосы Ряженка. — Я его знаю, он шальной!
— А когда пальцы кончатся, — спокойно продолжал Лосось. — Перейдем на кости. Страшная смерть тебя ждет.
— А я легкой и не просила, — просипела Матвеевна.
— Ну, раз так, то крыть нечем. Прости, мать. Не понимаешь по-хорошему, будет по-плохому.
Он снова занес топор. Дверь под Васиными ударами наконец затрещала, лопнула щепой, и василиск вырвался наружу — всклокоченный, натянутый бешеной злобой.
«Вася, зырь!» — хотела крикнуть Матвеевна, но вместо этого беспомощно закричала:
— Мама!..
Глава 17,
в которой все расходятся в разные стороны: Ряженка в дурку, а Матвеевна на тот свет
Ряженка потом много раз восстанавливал в памяти происшедшее, но разумного объяснения ему найти так и не смог. Он помнил, как Лосось поднял топор, попугать хотел бабку. Видел, как чертов бабкин петух выбил филенку и выскочил в кухню. Колени тогда еще испуганно дернулись. Сами собой. Ноги кожей помнили, как больно впивается в ляжки петушиный клюв, и вонзаются в икры шпоры. Дальше — все как в карусели. Бабка закричала, топор пошел вниз, и вдруг Лосось рухнул навзничь, застыв в замахе, всем весом ухнулся в пол. Доски дрогнули, словно на них свалилась скала, а не человеческое тело. Опрокинулась табуретка. Старуха метнулась к петуху, обхватила его за крылья и заверещала:
— Вася, стой!
И бешеный петух вдруг затих, хищно вклещившись когтями в пол и не сводя настороженного взгляда с Ряженкиного лица. И от этого направленного в упор взгляда стало так вдруг муторно, так сосуще страшно и тошно, что руки сами собой поднялись вверх. А старуха нервно погладила петуха по встрепанным перьям и судорожно выдохнула какую-то лапшу:
