Завязывается перестрелка, и это подстегивает отстающих разведчиков — они прибавляют шаг. А мы бежим к замыкающим колонну, торопим товарищей.
Два разведчика несут на плащ-палатке Владимира Шеремета. Он ранен в ноги, в живот. Шеремет тяжело дышит и кричит идущему рядом лейтенанту медицинской службы Заседателеву:
— Не имеете права! Позови комиссара! Позови…
Заметив нас, он просит остановиться, протягивает руки к Харабрину:
— Гриша, Гриш… Дай мне пистолет! Или, Гришенька, лучше сам… Как друга прошу!..
Харабрин подходит к Шеремету, пытается его успокоить, по Шеремет только скрипит зубами и качает головой:
— Не друг ты мне… Запомни! Я ведь вам в обузу. Ну, умоляю…
Харабрин отворачивается и говорит Заседателеву:
— Егеря идут следом. Несите быстрей.
Замыкают колонну Барышев и Коликов. Коликов хромает и опирается на плечо Барышева. Мы их поторапливаем и залегаем в камнях.
Ждать пришлось недолго.
— Идут! — объявляет Харабрин.
— Глянь-ко! — слышим мы вологодский говорок Саши Манина, — Егеря-то! Жмут вдоль озера, прямо, на виду…
Манин удивленно смотрит в мою сторону, а я, стараясь говорить спокойно, поясняю:
— Торопятся… Им, Саша, хочется кресты в награду заработать.
Впереди цепи егерей уверенно шагает офицер. Ею можно снять пулеметной очередью. Но Харабрин не стреляет. Егеря приблизились, и мы ударили одновременно из пулемета и автоматов. Цепь разорвалась, рассыпалась, залегла. Только офицер, точно заговоренный от пуль, даже не пригнулся. Выхватив парабеллум, он что-то кричит солдатам, поднимает их в атаку и, повернувшись к нам боком, опять идет первым.
— Силен! — говорит Харабрин. — Знает, что не миновать ему моей пули, а прет, стерва…
Мы слышим несколько крепких слов, сказанных в сердцах. Это не мешает Харабрину прицелиться и дать меткую короткую, очередь. Офицер взмахнул руками, потом согнулся и повалился на бок. Егеря этого только и ждали: побежали назад, в кусты, и оттуда открыли беспорядочный огонь. А мы лежали за надежным укрытием и чутко прислушивались к стрельбе позади нас.
Гранаты рвались уже на высоте 415.
Я дал сигнал отходить.
Догоняя отряд, мы чуть не наскочили на Павла Барышева, который тащил на себе долговязого Коликова. Я подумал, что Коликов ранен, но оказалось, что «чемпион по лыжам», как он себя назвал, впервые явившись в отряд (Коликов действительно считался одним из лучших лыжников Северного флота), попросту скис: он натер ноги, спину. На гонках, по накатанной лыжне, Коликов оставлял Пашу Барышева далеко позади, а в первом же походе по горам и бездорожью, да еще с полной выкладкой выдохся и вот взгромоздился на широкую спину низкорослого Барышева. А тот, широко расставляя ноги, обливаясь потом, кряхтит, но тащит «чемпиона».
