Все гребцы, побросав работу, смотрели издали, как Дарник в новом обличье отправляется в путь. Геласий давал ему на дорогу последние наставления. Он единственный из декархов относился к пленнику с явной симпатией. Но служба есть служба.
– Ты хорошо помнишь, что пообещал? Теперь еще на мече поклянись. – Старший декарх протянул словенину свой меч.
– На чужом оружии клятва недействительна, – заметил Дарник.
Геласий кивнул стратиотам, которые должны были сопровождать пленника, и князю тотчас принесли его клевец и кинжал.
Рыбья Кровь засунул клевец за пояс и обнажил лезвие кинжала:
– Клянусь вести переговоры с тервигским зимовьем в пользу иларха Карикоса и всех его воинов!
Пять стратиотов, данных князю в сопровождение – двое лучников и трое щитников с большими овальными щитами, – восприняли сие поручение без особой радости. Чтобы немного приободрить их, Дарник всю дорогу рассказывал смешные истории, которые случались в его жизни, но никто особо не смеялся.
Хорошее настроение не покидало Дарника, хотя он весьма смутно представлял, как именно ему надлежит действовать. Впрочем, такое с ним уже случалось не один раз: сначала предстоящее дело казалось совершенно невыполнимым, а потом словно из воздуха являлось решение, что именно следует делать.
Из всех прежних разговоров с ромеями о вере и из их религиозных книг Рыбья Кровь вынес и примерил на себя лишь постулат об ангелаххранителях, который сильно напоминал верования его родовичей о потусторонней заботе собственных пращуров. Все верно – свои личные способности у него, Дарника, может быть, и не слишком велики, зато уж его ангел-хранитель трудится не покладая рук. Пусть уж и сейчас как-то постарается. Это ему, ангелу, будет в наказание за недогляд, что позволил гребенскому князю стать пленником жалких морских беглецов.
Варагеса – как позже выяснилось, называлось городище тервигов – они достигли к полудню. Возглавлявшего их маленький отряд пентарха больше всего волновало, что они будут делать, если из ворот им навстречу выскочат несколько десятков конных варваров, которым неведомо, что любые переговорщики – неприкосновенные лица.
– Умрем героями, только и всего! – в своей обычной насмешливой манере успокаивал его князь. Но, когда сквозь тусклый предзимний день стало различимо городище и играющие возле открытых ворот дети, те же сомнения возникли и у него. Больше всего Рыбья Кровь опасался, что если выскочат всадники с луками и топорами, то стратиоты не выдержат и пустятся наутек – тогда их точно всех перебьют. Сильно удручало и отсутствие собственной верховой лошади – для степняков пеший человек это даже не половина, а четвертушка воина, а значит, и переговорщика.
