И снова – извиняющийся голос матери:
– Уходим, родная, уходим! Простите ради бога!..
Чувство, подобное испытанному тогда в зоопарке, овладело мной, когда надзиратель открыл дверь и впустил меня в камеру.
С минуту я стоял молча, прислонившись спиной к двери, потом бросил на цементный пол свою котомку и присел на неё.
Люди, сидевшие на нарах, взирали на меня с нескрываемым любопытством. "Наверное, надо встать и поздороваться с ними", – подумал я, но не сдвинулся с места.
– Остался ещё кто-нибудь на воле? – услышал я чей-то голос, и тут же камера взорвалась хохотом. Я не понял, к кому был обращен этот вопрос, но все же вежливо улыбнулся.
Наступила тишина.
– Как твоя фамилия? – спросил меня кто-то.
– Накашидзе.
– Надо полагать, у тебя есть и имя?
– Заза.
– Вор?
Я удивленно поглядел в сторону спрашивающего и понял, что вопросы мне задавал один и тот же человек. Это походило на допрос.
– Нет, я не вор! – ответил я довольно грубо.
– Ты не обижайся! Я – староста камеры и должен знать все. Таков порядок. Значит, ты не вор… Зачем же тебя посадили?
– Я… Как вам сказать… В ресторане убили человека… Я и мой товарищ были там… Одним словом…
– Знаю, знаю, вы не убивали его!.. – прервал он меня.
– Откуда вы знаете? – обрадовался я.
– Как – откуда? Тут, брат, все невинные, непорочные, кроме вот этих трех падших ангелов! – И он с улыбкой указал на трех мужчин. Те тоже улыбнулись. – Падение их заключается в том, что они сами признались в совершенных преступлениях… Гм! Не застукай их милиция на месте, стали бы они признаваться!.. А ты не бойся, парень!
– Да нет, я на самом деле невиновен! – снова пояснил я старосте.
– Ну и отлично! Вот это и интересно – арестовать невиновного. А схватить виновного – это, брат, проще всего!
В камере вновь захохотали.
– Ляжешь здесь, рядом со мной. Располагайся!
Я молча положил котомку на нижние нары.
– А теперь здравствуй! – сказал староста и протянул мне руку.
– Здравствуй! – ответил я, крепко пожимая его руку.
– Зовут меня Чичико, а фамилия – Гоголь. И не вздумай, пожалуйста, расспрашивать – почему да откуда такая фамилия! Гоголь – и все! Понятно?
Я недоверчиво взглянул на старосту и рассмеялся:
– Знаю, все мы здесь – Гоголи, Пушкины, Толстые и Наполеоны!
Смеялась вся камера. Смеялся Гоголь, смеялись непорочные и, представьте, те три падших ангела смеялись тоже…
Я постепенно привык к тюремной жизни, к своей камере, к заключенным, надзирателю, комендантам, фельдшерицам и особенно к одной из них – Нуну, которая ежедневно навещала нас.
