Байрон обратился к архиепископу Кентерберийскому за особым разрешением, по которому он мог вступить в брак в любое время, в любом месте и без публичности. Жених и его шафер Хобхауз выехали в сочельник. Хобхауз отправился в Кембридж, в то время как Байрон, сделав крюк, заехал в Сикс-Майл-Боттом для прощальной встречи с Августой, несколько подпорченной тем, что полковник Ли оказался дома. На Рождество, когда термометр опустился ниже нуля, Байрон пишет Аннабелле и желает ей «много веселых минут и сладкого пирога». Именно Августа убедила его все же выехать на второй день Рождества. Хобхауз отметил, что никогда еще влюбленный не был таким медлительным.
Когда 30 декабря они наконец прибыли в Сихэм, настроение было мрачное и встревоженное. Леди Джудит уже легла спать, а Аннабелла, как свидетельствует Хобхауз, «с безоглядной влюбленностью обвила шею Байрона и разразилась слезами». Он также отметил, что она выглядит безвкусно в своем дорогом длинном платье, но «ее щиколотки и стопы — великолепны». На следующий день состоялись подписание документов и репетиция свадебного обряда. Вместо Аннабеллы стоял Хобхауз, чтобы священник, преподобный Томас Ноэль, внебрачный сын лорда Уэнтуорта, познакомился с правилами церемониала. Ужин прошел в обстановке вымученного веселья.
Утром 2 января 1815 года Байрон в полном параде вышел в сад. Преподобный Ноэль в священническом облачении молча сидел за завтраком. Леди Джудит была в крайне нервном состоянии и не могла разливать чай. Скамеечки для коленопреклонения позаимствовали в церкви; их установили в алькове гостиной второго этажа, пока миссис Клермонт помогала одеваться двадцатидвухлетней невесте. Около одиннадцати Аннабелла в белом муслиновом платье, отделанном кружевом, и муслиновом жакете спустилась под руку со своим отцом. Произнося брачный обет, Аннабелла, как показалось Хобхаузу, была тверда, как скала. А Байрон, как он позднее утверждал, «ничего не видел, ничего не слышал». Брачные клятвы он произносил запинаясь, туман застилал ему взор, и при этом жених вспоминал свою первую любовь Мэри Чаворт и их прощание в Энсли.
Потом леди Джудит запечатлела на щеке зятя холодноватый поцелуй, далее, к его неудовольствию, из соседней церкви донесся громкий колокольный звон, грянул ружейный залп, а местные шахтеры в панталонах изобразили некое подобие танца с мечами, в ходе которого был обезглавлен манекен. Хобхауз подарил Аннабелле собрание стихотворений Байрона в марокканской коже и пожелал ей много счастливых лет. По своей наивности она сказала, что если не будет счастлива, то лишь по собственной вине. Далее наступило «меланхолическое прощание» Хобхауза с Байроном.
