Когда они встретились с Байроном, леди Оксфорд было тридцать восемь лет. Ее зрелые прелести напоминали ему картину Клода Лоррена[31], изображающую закат, последние лучи которого обретают удивительное сияние. Он был приглашен провести два месяца в их поместье Эйвуд в Херефордшире и вскоре неосмотрительно сообщил леди Мельбурн, что он оказался в «беседках Армиды»[32]. Почувствовав ее досаду, он написал вторично, уверяя, что ее чары останутся для него неизменными.
Загородная природа, дикая и прекрасная; Байрон играет в жмурки с детьми леди Оксфорд; они наслаждаются видами, дни и ночи проходят в небывалом покое и довольстве; и он даже ни разу не зевнул, что для него удивительно. Сколь приятно было бы увидеть гостиные, галереи и лестницы, по которым сновали слуги, посвященные во все нескромные подробности тамошней жизни; узнать, что леди Оксфорд, эта «чаровница», надевала к обеду или каким холодком веяло в парадной столовой, когда престарелым тетушкам лорда Оксфорда, которые жили наверху в одиночестве, разрешалось спуститься к обеду. Но Байрон не рассказал нам обо всем этом, у него не нашлось времени для домашних мелочей, его вкусы требовали чего-то более грандиозного.
Бывали дни, когда ему казалось, что следует вернуться в Лондон, но потом он вспоминал, что дороги затоплены, а столичные друзья заняты политикой, оплатой долгов и лечением подагры. Он чувствовал себя Ринальдо из «Иерусалима» Тассо[33], чьи любовные приключения отвлекают его от долга крестоносца.
Он умолял леди Мельбурн, его «дорогого Макиавелли», образумить Каро, а когда это не удалось, решил принять более жесткие меры и стать «вероломным, как Тамерлан». Каролина просила прислать локон его волос; вместо этого он послал ей волосы леди Оксфорд в конверте, скрепленном печатью с ее инициалами. Каролина испытала шок: леди Оксфорд была ее близкой подругой. Не они ли вели переписку на литературные темы, размышляя о том, очищает или воспламеняет страсти греческая трагедия? А теперь та самая подруга, ее наставница, ее Аспазия[34], обманула ее! Каро набросилась на леди Оксфорд с письмом, которое Байрон назвал «германской тирадой», пытаясь добиться правды и узнать, что же на самом деле было между нею и Байроном. Леди Оксфорд не удостоила ее ответом. Но когда опасность приблизилась — когда курьеры стали приносить письма на двадцати страницах, когда Каро стала угрожать рассказать обо всем лорду Оксфорду и — самое худшее — приехать к ним, Байрону было приказано его целительницей окончательно порвать с прежней любовницей. И он это сделал в манере, которая еще более спровоцировала неуравновешенность Каро. «Мы не властны над своими чувствами, — писал он. — Мое мнение о тебе совершенно изменилось… Я люблю другую».
