— Что? Каких еще «тузов»? — мгновенно встрепенулся фей.
Я хмыкнула.
— Таких же, как твои «джокеры». Жаль, что тебя оказалось недостаточно раздеть до трусов, чтобы ты перестал жульничать. Но в следующий раз я это учту. Будешь теперь за карты садиться нагишом.
Шмуль неожиданно покраснел и торопливо взмыл под самый потолок, а мы тихо посмеялись, представив, куда он будет запихивать карты, если лишится даже трусов. Дружно посмеялись, как всегда, но недолго, опасаясь разбудить нашего ангела.
А через какое‑то время Зырян снова стал серьезным.
— Ребят, знаете, что меня во всем этом настораживает?
Мы вопросительно уставились на подпершего кулаком подбородок оракула.
— То, что Хелька вернулась из Преисподней — хорошо. А то, что Князю в лапы не попалась, вовсе замечательно. Без нее здесь стало бы грустно… Шмуль, безусловно, дурак, что вообще завел этот разговор, но ему простительно: мухоморовка и впрямь оказалась убойной. Но мне не дает покоя другой вопрос… Хель, ты благословение свое на Василька кинула, и он перестал чесаться, да?
Я непонимающе кивнула.
— Да вроде. Он же мне не враг, вот блохи и ушли.
— Хорошо. А кто‑нибудь может мне сказать, куда именно они ушли? И не заявятся ли они однажды в гости к кому‑то, кого ты назовешь своим врагом?
Мы тревожно переглянулись. Но потом я припомнила, что блохи‑то теперь не просто сбежавшие, но еще и благословленные… подумала о Старой Жабе… и поняла, что не хочу знать, куда они подевались.
К середине второго урока меня все‑таки сморило — бессонная ночь и призыв «светлой» половины вытянули из меня все силы. Так что, явившись на лекцию по традиционным немагическим воздействиям, я забралась на дальнюю парту и благополучно задремала под размеренно вещающий голос преподавательницы.
И снилось мне, что я, сгибаясь под невидимой тяжестью, стою посреди той багряной комнаты: задрапированные алыми тканями стены… черный потолок, черный пол и кроваво — красный ковер…
Бред, конечно, не спорю. Потому что брачные браслеты как упали тогда, так ко мне и не вернулись. Однако рукам все равно было неприятно. Свежие ожоги саднило, словно их все еще касался расплавленный металл. И было жутковато видеть, как разгораются на чудом уцелевшей коже багровые письмена.
От ощущения реальности сна меня даже передернуло.
В комнате было холодно, несмотря на разожженный в камине огонь, но при этом достаточно светло, чтобы я смогла увидеть каждую мелочь. Но, что больше всего поразило, я оказалась здесь не одна — повернувшийся ко мне спиной, Князь молча стоял у неразобранной постели и задумчиво вертел в руках оставленные мною браслеты.
