Констатация этого тем не менее не решила главного вопроса; откуда у монголоидных неоантропов взялись иные расовые при знаки. Вопрос очень острый, в первую очередь для тех, кто от стаивает идею автоэволюции синантропа. Ее энтузиаст К.Кун был вынужден заметить по этому поводу, что, хотя для него прямая преемственность между синантропом и шандиндунцем вне сомнений, остается все же неясным, сам ли синантроп, без чужой помощи, сумел добиться тех мутаций, которые способствовали трансформации его в сапиентный тип шандиндунца, или же это сделал «кто-то еще», «вмешивавшийся» в процесс [184, с. 481]. Такого рода признание К.Куном возможности метисации за счет внешних по отношению к синантропу особей стоит многого.
Итак, проблема синантропа — как и монголоидного палеоантропа и тем более монголоидного неоантропа — отнюдь еще не решена. Остается много неясностей, разобраться в которых явно невозможно без обращения к положениям общей теории антропо- и расогенеза. В то же время нельзя не учитывать, что и теоретическое осмысление сложных процессов создается не на пустом месте, но является следствием тщательного изучения конкретных материалов, среди которых все то, что связано с синантропом, динцуньцем или шандиндунцем, занимает важное место.
Не вдаваясь более в детали и подробности, в заключение подчеркну самое главное: за тем, что порой многим кажется очевидным и само собой разумеющимся, нередко стоит серьезная проблема. В данном случае она сводится примерно к следующему. Нет никаких сомнений в том, что архантропы типа синантропов, даже если они являли собой тупиковую ветвь эволюции, сыграли решающую роль в процессе генезиса монголоидов как расового типа, и в частности китайцев. Упоминание о стагнации отнюдь не означает вычеркивания их из процесса становления современного человека. Оно означает лишь, что без чужой «помощи», без толчка извне, без метисации потомки синантропа не получили бы импульса для развития в сторону сапиентации. Толчок, о котором идет речь, — стоит повторить — сводится к серии необходимых мутаций, сумма которых и представляет собой результат прогрессивной эволюции всего филогенетического древа гоминид, причем серия мутаций такого рода имела место лишь в одной, головной ветви этого древа, в той, что была связана с трансформацией пресапиенсов.
Можно по-разному относиться к этим построениям. Можно, как то сделал К.Кун, видеть в них неясную по своей сути альтернативу. Можно, как поступают сторонники моноцентризма, занять жесткую позицию, настаивая на том, что для распространения позитивных мутаций, для прогрессивной эволюции и сапиентации метисации были необходимы. Можно пытаться вовсе не замечать проблемы, как то нередко встречается в работах китайских специалистов, да и не только их. Но в любом случае проблема остается. А вместе с ней свое место занимает и более общая проблема исторического единства человечества и его культуры, тех генеральных закономерностей (миграции, мутации, культурная диффузия, метисация, спорадическое или постоянное взаимодействие культур и т.п.), которые всегда способствовали, а подчас и определяли ускорение процесса эволюции человечества — при сохранении самобытности, культурной автономии, расового типа каждого из его более или менее крупных отрядов.
