Каким мог быть механизм гипотетических контактов? Хотя выше шла речь о цепной реакции миграционного потока ранних земледельцев, едва ли всерьез можно говорить о больших потоках мигрантов с запада в Китай. Годные для земледелия районы заканчиваются на территории Средней Азии и северной Индии. Дальше идут неудобные горные долины тибетско-гималайской зоны, пустыни и степи Монголии и юга Сибири с редкими пригодными для земледелия анклавами. Правда, их можно было все же одолеть, освоить, пересечь, но для этого нужны были немалые усилия и время. И если на восток просачивались отряды земледельцев, то их было сравнительно немного, а применительно к тому времени, о котором идет речь (VI—V тысячелетия до н.э.), видимо, и вовсе мало. Во всяком случае, современная археология пока их не фиксирует: между ранними земледельцами Средней Азии и Индии, с одной стороны, и Китая — с другой, промежуточных культур зернового неолита той эпохи не найдено. Неудивительно, что ставится лишь проблема диффузии стимулов. Но согласимся, что «стимулы» сами по себе не перемещаются. Их кто-то как-то разносит — и именно в этом их «диффузия». Но кто? И как?
Гипотетически можно представить себе такую картину. Группа мигрирующих в поисках удобных для поселения земель, не находя их, вынуждена идти все дальше и дальше, время от времени вступая в контакт с местным субнеолитическим населением. Результат мог быть разным, но чаще всего вследствие неблагоприятной для мигрантов ситуации он, видимо, сводился к их ослаблению, если не уничтожению. В любом случае, однако, взаимодействие могло и даже должно было привести к какому-то культурному обогащению субнеолитических групп, т.е. к «диффузии стимулов»: женщины группы мигрантов, будучи включенными в качестве добычи в коллектив победителей, как раз и приносили с собой эти стимулы. Субнеолитические культуры монголоидных собирателей и охотников могли под влиянием такого рода стимулов трансформироваться в освоивших возделывание местных подходящих для этого злаков (на севере зоны чумизы, на юге — риса) земледельцев. Что же касается росписи на керамике, то она в серии культур расписной керамики всегда была делом именно женщин, о чем говорится в специальных солидных работах (см. [228, с. 331]).
Роспись здесь особенно важна: в ней была закодирована духовная культура, весь интеллектуальный опыт предшествующих поколений. Потому-то она почти обязательна в культурах зернового неолита на раннем этапе их существования. Ее нашли в отдаленной от гипотетического района контактов восточнокитайской культуре Хэмуду. Ее в изобилии можно встретить во всех культурах расписной керамики яншао-цинляньганского региона. Нет ее только в предьяншаоском раннем горизонте. Как и почему это могло случиться? Как мог существовать развитый зерновой неолит без росписи, т.е. материальная высокая культура без духовной ее ипостаси? Ответа пока нет. Но можно надеяться, что недалекое будущее позволит решить и эту немаловажную проблему. В любом случае, однако, очевидно, что гипотетическая «диффузия стимулов» не могла не сыграть решающую роль в процессе генезиса зернового неолита в Китае, хотя о его деталях и о миграционных перемещениях ранних земледельцев вдоль бассейна Хуанхэ и тем более бассейна Янцзы с его неожиданностями (самые ранние из обнаруженных культур — на востоке бассейна) говорить пока еще сложно. Для этого слишком мало данных.
