.
И вот теперь, казалось, у большевиков появился почти сформировавшийся рабочий-парламентарий, обладающий необходимыми для этого качествами. Решение выдвинуть кандидатуру Малиновского на выборах в IV Государственную думу представлялось совершенно естественным (тем более, что о своих шансах пройти в выборщики сообщил Ленину и Зиновьеву он сам). Другая мысль — включить его и в состав ЦК, возможно, утвердилась не сразу. Разговор с Лениным, о котором пишет Орджоникидзе, правдоподобен постольку, поскольку в прежних составах думских социал-демократических фракций еще не было депутатов, которые одновременно являлись бы и членами ЦК РСДРП. Но, видимо, вскоре точка зрения Ленина на этот счет изменилась. Ведь ему было известно, в отличие от большинства делегатов, что вопрос о Малиновском — члене ЦК уже стоял в 1910–1911 гг. И хотя Ленин не намеревался выпускать из своих рук бразды правления, заманчиво было утереть нос меньшевикам, твердившим о самодеятельности рабочих, но не имевшим рабочих среди руководителей своей фракции.
Итак, дело вовсе не в том, что Малиновский с первого взгляда чудесным образом «очаровал» и «покорил» Ленина[224]. Причины выдвижения этого деятеля рабочего движения в большевистской иерархии вполне рационально постижимы. Когда в 1917 г. Ленин предстал перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, объяснение, которое он дал на сей счет, прозвучало даже для тех, кто его допрашивал, убедительно:
«Малиновский явился на конференцию с именем одного из очень видных работников легального движения, про которого немало говорили в меньшевистских кругах, считавших Малиновского своим. Я слышал, что меньшевик Шер называл даже Малиновского «русским Бебелем». Особенно большую популярность Малиновскому не только среди руководителей социал-демократической партии, но и среди широкой рабочей массы создало то, что он был секретарем одного из самых крупных профессиональных союзов, именно: союза металлистов. Выдвинуться среди этой профессии, насчитывавшей много вполне развитых рабочих, приобрести популярность на должности, требовавшей постоянного общения с массой, было нелегко, и потому авторитетность Малиновского казалась всем нам, участникам Пражской конференции, совершенно бесспорной. Когда Малиновский рассказал еще нам, что он сам постепенно, после самых серьезных размышлений и наблюдений переходил от меньшевизма к большевизму, что весной 1911-го года он из-за этого своего перехода имел самое резкое столкновение с виднейшими рабочими-меньшевиками, позвавшими его на одно из наиболее важных и ответственных меньшевистских совещаний, то авторитетность Малиновского еще больше поднялась в глазах всех конферентов…
