При воспоминании об этой короткой весне ее сердца на волевом лице Марии-Каролины появлялся слабый свет, а утолщенная нижняя губа — наследие дома Габсбургов — дрожала, голос был глуховат. И Эмме чудилось, что от усталых слов веет пряным ароматом увядших роз.
* * *
Шестнадцатого октября голова Марии-Антуанетты упала под ножом гильотины. Через пять дней сэр Уильям через курьера получил известие об этом.
Никто не мог решиться сообщить королеве о судьбе сестры, которую она боготворила. Фердинанд трусливо бежал в один из своих охотничьих домиков, предоставив все премьер-министру. Сэр Джон Актон предпочел укрыться за спиной сэра Уильяма, получившего это известие. А сэр Уильям заранее содрогался, вспоминая о внезапных взрывах гнева Марии-Каролины. Он воззвал к Эмме, едва ли не умоляя ее о помощи. Та согласилась, бросив на «улыбающегося философа» насмешливый взгляд. Но когда вечером она сидела против ничего не подозревавшей подруги, которая с любовью выбрала самые роскошные фрукты из стоящей перед ней вазы и начала собственноручно чистить их для нее, у Эммы стало тяжело на сердце. Ей предстояло нанести несчастной, и так уже согнувшейся под гнетом собственной жизни, новый удар, который глубоко потрясет ее. Она, пряча страх, взялась за дело, окольными путями постепенно приближаясь к своей цели И всякий раз отступала со страхом от решающего слова.
Наконец Мария-Каролина, кажется, что-то поняла, Отложив фруктовый ножик, она устремила испытующий взгляд прямо в лицо Эмме:
— Вы, кажется, заняты чем-то другим, миледи! — сказала она с легким раздражением, непривычно титуловав ее. — В чем дело? Вы получили известия из Парижа? Вы уже дважды упомянули имя королевы!
При первом же резком слове Эмма встала.
— Будущее сиятельной сестры вашего величества пугает меня, — почтительно ответила она. — Не знаю почему, но в последние дни… я только и думаю о кровожадности якобинцев, с которой они посмели покуситься на священную особу их короля…
Мария-Каролина взглянула на нее удивленно.
— И вы связываете судьбу Людовика с судьбой моей сестры? Я не понимаю, почему. Не думаете же вы, что эти люди, поправшие человеческое достоинство, забудут, что Мария-Антуанетта австриячка? Ей бросили в лицо это слово как оскорбление. А теперь это может защитить ее. Они побоятся испортить отношения с австрийским императором. Когда в народе уляжется жажда крови, они будут рады вернуть ее и ее детей в Вену. Вы качаете головой? Говорите, миледи! Что вы об этом думаете?
