— Как неподсудно? — вскрикнул Трофим Иваныч, не умевший шептаться. — Покажи закон! — Макар Дмитрич отыскал закон. — Вот тоже выдумали, выдумщики эти петербургские! — бормотал вслух Трофим Иваныч, с недовольным видом перелистывая положение о мировых судьях. — Посадили судить всех, дворянина и генерала всякого, а мужик неподсуден… Преступленье по должности… Скажите на милость! Должность какую важную отыскали, волостного старшину. Становой их за хохол таскает, а мировой судья судить не смей! — Он бросил на стол положение, помолчал немного и объявил сердитым басом: — Дело прекращается по неподсудности мировому судье.
Макар Дмитрич опять нагнулся к его уху.
— Нужно, Трофим Иванович, объявить тяжущимся, чтобы обратились в окружной суд.
— Ну их к шуту совсем! — гневно вскрикнул Трофим Иванович. — Очень мне нужно советы давать всякой сволочи. Пусть обращается к кому хочет, хоть к султану турецкому!
Старшина и Василий продолжали стоять.
— Прикажите, ваше высокородие, хоть свидетелей вызвать! — убедительно просил Рыбкин.
— Убирайтесь вы оба вон! Слышал? — гаркнул на него Трофим Иваныч. — Говорю тебе, дело неподсудно мировому судье! Чего ж ты лезешь? Ты у меня понапрасну час времени отнял, разбойник… Судиться, судиться, а где судиться — того не знаешь, к судье лезешь! Судья, мол, всё примет, у судьи для вас в одном дне двое суток… Какой ты старшина, коли не знаешь, где тебе суда искать?
Старшина и Василий торопливо исчезли в толпе.
— О-ох, батюшки, батюшки! — вздыхал, позёвывая, Трофим Иваныч, положив на стол локти и бессознательно уставив глаза на публику. — Пропадёшь с ними! Ну его совсем и судейство. В один день в гроб вгонят. — Он перекрестил себе зевающий рот и опять поднял перед очки опись дел. — Дело по жалобе мещанина Огаркова на государственного крестьянина села Мужланова, Фому Сидорова.
— Трофим Иваныч, — вдруг перебил его чей-то мягкий и просительный голос. — Извините, пожалуйста, будьте так добры, нельзя ли моё дельце вперёд?
Трофим Иваныч поднял глаза. Сосед-помещик стоял в задних рядах публики, низко раскланиваясь с ним и улыбаясь ему заискивающею улыбкою.
— Ах, батюшка! Что же это вы куда затесались? — засуетился Трофим Иванович. — Пожалуйте сюда поближе, к решёточке. Не стыдно-таки вам ни слова мне не сказать! Вы бы таки прямо ко мне в кабинет… Сюда, сюда… Эй, мужичок, подай-ка барину вон тот стул, поставь его сюда, спереди, вот так… Да отодвинься сам… Аль не видишь? Экой народец! Сам не догадается барину место дать.
