Мастер поник, в сорвавшемся голосе обозначилась хрипотца:
– Мне надо было, непременно надо, чтобы роман понравился людям! Чтобы он не лежал в столе, в подвале, а явился публике. Чтобы о нем говорили на каждом углу, меня узнавали в лицо, а товарищи, мнение которых я уважаю, трепетно жали руку…
– Благодарствуем за откровенность! – обрадовался Коровьев. – Все слышали? Вот она, хваленая бескорыстность интеллигенции! – Придав лицу неправдоподобную искренность, а голосу ехидную мягкость, он обратился к Мастеру: – Вы, славный сочинитель, полагали, что вдумчивый советский читатель захиреет без ваших откровений, а литературный процесс иссякнет? Не стесняйтесь, голуба, это вполне нормально: творец стремится к пониманию и признанию широкой общественности. А получив признание, становится членом МОССОЛИТА, ест порционного судачка, в Грибоедове. И дом в Перелыгино берет! Непременно берет!
Голос Мастера прозвучал глухо:
– Теперь я знаю, как следовало поступать, что бы получить право на Свет… – он шумно вздохнул и продолжил с напором человека, открывшего истину и готового сражаться за нее до конца. – Каждый должен научиться справляться со злом сам. Научиться побеждать трусость, отчаяние, зависть… На этот счет ему даны твердые указания. – Мастер вскинул голову и отчетливо выговорил заледеневшими губами: – Заповеди.
Воланд встал, скучающим взором обежал комнату.
– И вот с этими своими открытиями вы рветесь все начать заново… Я понял правильно – вы просите о Возвращении!?
– Мы должны пройти через страдания, чтобы снова возжелать покоя. Мы должны расстаться, чтобы снова найти друг друга. – В глазах Маргариты блеснули слезы. – Мессир, самая великая ценность, которой владеем мы, наша любовь. Нескончаемое благоденствие Приюта убивает ее! Любовь не знает покоя. Она может стать настоящей, верной и вечной, лишь побеждая смерть…
– Это, видимо, последнее слово… Ну что ж – будь по–вашему! "Любовь, побеждающая смерть!" – экое поэтическое откровение. Да как свежо! – Воланд захохотал и страшен был его смех.
Он стал вдвое выше, прозрачнее, сквозь зыбкий силуэт гиганта бледно светилось окно с застрявшей на полпути лиловой тучей. Свита, сбросив шутовские маски, стояла рядом в напряжении завершивших переговоры секундантов. Электрические разряды потрескивали в воздухе. Туча медленно двинулась к Дому.
– Будь по–вашему… – тихо повторил Воланд с иной, раздумчивой интонацией и взглянул искоса, словно прицениваясь. – Полагаю, есть повод развлечься. Тяжко быть всеведущим, колеся по кочкам времени и пространства. Заезженные дорожки, знаете ли… Ведь вы от этого бежите. Бежите в неведомое… Хотя подозреваете, подозреваете ведь, что возвращение в Приют может не состояться. МОЖЕТ НЕ СОСТОЯТЬСЯ. И тогда вас растворит в себе Тьма. Вечная Тьма! Не холодит вашу кровь дыхание бездны? Не захватывает дух петля опасности и неведения? – Сумрачный великан пригвоздил взглядом прижавшихся друг к другу людей. Они молчали. И тогда громом раскатился кличь:
