решила нарушить правило и крикнула, что она отстала. Лес молчал.
Кобра присела. До рассвета все равно оставалось не более четырех часов. Чтобы не терять времени зря, она
растворила восприятие.
Она не смогла сказать, сколько прошло времени, когда из растворения ее вывел громкий треск ломающихся веток. Кобра вскочила. Слева от тропинки на нее надвигалось нечто жуткое, еще более черное, чем абсолютная темнота вокруг. Она различила массивный мужской силуэт. Раздался рев огромного хищника. Силуэт приближался. Его рев сотрясал все ее тело. Кобра вспомнила прошлогоднюю позу-иероглиф Барбароссы и приняла ее. Но это не помогло. Жуткое видение приближалось. Кобра завизжала от ужаса. Тут между ней и чудовищем появился Барбаросса. Рев прекратился. Кобра обнаружила себя в окружении тех ребят, с которыми она начала свой бег. Барбаросса похвалил ее за то, что она выманила Реву, но похвала не растворила страх.
Кобра снова прижалась ко мне. То, что случилось дальше, я не могу назвать сексуальным контактом, это была близость, порожденная потрясением, в котором мы оба пребывали. Это был акт не любви, а поддержка друг друга.
Мы успокоились. Нужно было трезво рассмотреть все варианты происшедшего.
Сопоставили время. Я явственно помнил, что Змей появился при лунном свете, глухая темнота пришла позже, когда я уже сидел в лагере.
Я наметил план – расспросы Барбароссы и Локки и анализ результатов. Визит к Упырю. А пока – спать.
Я вернулся в палатку. Локки еще не было. Сон не приходил. В сознании возникали обрывки всех моих приключений в Бучаке, они сплетались в странные узоры из колючей проволоки, которую я должен был разорвать.
Пришел Локка. Я сделал вид, что сплю.
Утреннее занятие опять вел Барбаросса. Он вывесил два рисунка, увидев которые, я испытал очередное потрясение – на них были изображены красный и зеленый змеи. Нужно было пережить их эйдосы, а потом перенести эйдос красного змея на зеленого, и наоборот. Это напоминало предыдущее занятие Доктора.
Надо сказать, что такой интенсивности занятий и притока новых знаний, как тем летом, я никогда не переживал ни раньше, ни в последующие годы. Как ни интенсивна была последующая программа подготовки деев, она все-таки была размеренна и учитывала необходимость приспособления человеческого сознания к обрушивающимся на него изменениям. Как пояснил потом Инструктор, эта интенсивность 1980-го года определялась тем, что на завершение формирования
