- Вот ты этим и займись, Юрий Андреевич, - сказал мне командир полка, - а мы с комиссаром на НП пойдем. Оттуда виднее, что и как делать, да и за немцами заодно понаблюдаем.
Не прошло и часа, как зазвучал телефонный зуммер. Я снял трубку, нажал рукой на клапан.
- Беда, товарищ капитан, - узнал я взволнованный голос начальника разведки капитана Белоусова. - Командир полка ранен, а замполит погиб.
400 метров, отделявшие НП от командного пункта, я преодолел за несколько минут, благо в снегу была уже проторена тропинка. Взору открылась печальная картина. Блиндаж наблюдательного пункта был разворочен взрывом снаряда. На земляном полу лежали Панский и Шкурин. Командир полка был в сознании, он получил ранение в ногу, а на тело замполита страшно смотреть: обе ноги до колен были оторваны, лицо залито кровью. А рядом валялся пистолет. Позже мы выяснили: Шкурин был после ранения жив, но пустил себе пулю в висок. Или мучений не выдержал, или калекой не хотел оставаться... Погиб верный мой фронтовой товарищ, которого любили в полку за справедливость, мужество, внимание к людям. И опять стал я врио командира полка. Но ненадолго. А Шкурина заменил батальонный комиссар И. Г. Безухов.
* * *
Утро 2 февраля было морозным, по-зимнему сумрачным. Сквозь маленькие обмерзлые оконца избушки, прилепившейся на склоне балки Мокрая Мечетка, где разместился штаб нашего полка, неохотно сочился рассвет. В избушке пришлось зажечь коптилку. Тонкий подрагивающий огонек замерцал над грубо сколоченным столом, вокруг которого на шатких поскрипывающих скамейках сидели мои товарищи - помощники начальника штаба полка капитаны Л. К. Саморуков, А. П. Ишков и начальник разведки капитан А. А. Белоусов.
В неярком свете коптилки лица моих товарищей кажутся старше, суровее. Как всегда спокойно, смотрит голубыми глазами Алексей Саморуков. Он обладает удивительной способностью сохранять выдержку, самообладание в любых условиях, даже тогда, когда земля вокруг рушится от разрывов бомб и снарядов.
Рядом с Алексеем нетерпеливо ерзает на скамейке Анатолий Белоусов. Чувствуется, ему не сидится на одном месте. Деятельная живая натура Анатолия требует движений, действия. В черных волосах капитана поблескивает седина память о рейдах в тыл врага.
Старше нас всех Александр Ишков, который среди грубоватого фронтового люда славится своей вежливостью, корректностью. При нем даже самые заядлые острословы не решаются употребить круто посоленное выражение.
