Получив пакет, разбирая бумаги, он нашел старый, пожелтевший конверт. Молодой человек, разумеется, аккуратно его вскрыл. Партия учила, что у коммунистов не может быть секретов друг от друга. Прочитав документы, юноша долго сидел за столом, вглядываясь в нежное, зеленоватое небо весенней Москвы. Партия велела, в случае сомнения, советоваться со старшими товарищами.
Юноша решил миновать и Эйтингона, и народного комиссара Ягоду. Нарком, впрочем, был обречен. После процесса Зиновьева и Каменева Ягоду снимали с поста. Он пошел к лучшему другу отца. Именно он, в детстве, приезжал к ним с братом, привозя сахар и чай. Он утешал мальчишек, когда с Перекопа пришла весть о гибели Семена Воронова.
Старший товарищ просмотрел документы:
– Хорошо, что ты проявил бдительность. Партия знала об Александре Даниловиче. Он был чистый, честнейший человек…, – Сталин выбил трубку, – он ничего не скрывал от своих товарищей. Скрывать нечего, – Иосиф Виссарионович пожал плечами, – мы интернационалисты, для партии такие вещи неважны.
Заклеил конверт, вернув его к другим документам, юноша больше ни с кем об этом не говорил.
– Сокол нам тоже сахар и чай привозил, – вспомнил молодой человек, – когда его именным оружием наградили. Маузер в сейфе остался, с табличкой, за подписью председателя Реввоенсовета Троцкого, – он потер чисто выбритый, упрямый подбородок: «Посмотрим, как все сложится».
Эйтингон, о дальнейшей судьбе Сокола, пока что, не распространялся.
В любом случае, его жена и дочь оставались в Москве. Юноша был уверен, что Сокол пойдет на многое, чтобы их спасти.
– Он отлично провел операцию «Паутина», – думал юноша, – но, может быть, он все делает по заданию троцкистского подполья. Ему нельзя доверять. Он слишком много времени провел за границей. Или это Кукушка? – услышав, как остановилась машина, он встрепенулся.
Невысокий, легкий юноша, с растрепанными, темными волосами, в круглых очках, захлопнув дверцу, вразвалочку направился к свободному столику. Из кармана пиджака торчал английский путеводитель по Испании. Молодой человек, на плохом испанском языке, обильно жестикулируя, заказал кофе. Он углубился в изучение карты города. На машине висели прокатные номера: «Все равно туристы приезжают, – подумал юноша, – войны не боятся».
С противоположной стороны площади раздался гудок. Расплатившись, молодой человек пошел к потрепанному форду. Эйтингон сидел за рулем, в неизменной, старой кепке. Начальника, черноволосого, кареглазого, все принимали за испанца. На подбородке генерала Котова красовался шрам, наводящий на мысли о ранении, полученном где-нибудь на энсьерро, беге от быков. Эйтингон тоже свободно владел испанским языком.
