Вечером штурмбанфюрер фон Рабе отключил фотокамеры в комнате заключенной 1103. Он выбрал номер, вспомнив дату рождения фрейлейн. Он сидел, в кабинете, за чашкой кофе, глядя на черные, четкие цифры на папке, на свастику, на раскинувшего крылья орла. За окном, в чистом, зимнем небе, зажигались первые, ясные звезды.
По просьбе брата, Отто приехал с медицинским набором. Фрейлейн даже не успела прийти в себя. Доктор фон Рабе сделал внутривенный, успокаивающий укол. Брат посмотрел на часы:
– Давай пообедаем, пока готовят операционную. Вмешательство займет минут двадцать, процедура известная. Я ее первый раз студентом делал… – Отто пошевелил губами:
– Я не считал, но, думаю, я провел больше тысячи. Найдутся для меня овощи? – он, озабоченно, посмотрел на брата. Макс уверил его: «Непременно».
Повар в блоке Х, до отбора в СД, работал в Гармише, в дорогом отеле. Он готовил для участников зимней олимпиады. Макс ел озерную форель, в миндальном соусе, с белым вином. Для Отто подали пюре из корня сельдерея, с мускатным орехом, и тыквенные оладьи. На десерт принесли яблочный штрудель и свежие, итальянские апельсины.
Собак увезли, в закрытом грузовике, охранники вымыли камеру. Тело, в черном, холщовом мешке, отправилось в крематорий. Фрейлейн спокойно спала в кресле.
– Операция делается под общим наркозом, – Отто, энергично, жевал, – таков протокол. Абдоминальная хирургия… – Макс откашлялся:
– Милый, еще папа говорил, что не след за столом обсуждать подобное. Мы не медики… – брат, немного, покраснел:
– Прости, я не подумал. К вечеру она очнется. Я ее привезу сюда.
Доверяя Отто, Макс не хотел присутствовать на операции. Штурмбанфюрер, вообще, не любил медицинских манипуляций. Он ходил к дантисту, порекомендованному Генрихом. Младший брат, весело, сказал:
– Не смотри, что Франц мой ровесник. У него легкая рука, и от него не пахнет нафталином, – Макс расхохотался, вспомнив доктора Эренберга, лечившего их, подростками:
– Я всегда кашлял. Эренберг, наверняка, забивал запах пота, или чеснока. Евреи грязные, от них воняет… – серые глаза Генриха были спокойны. Он согласился: «Да».
В кресле у доктора Франца Макс чувствовал себя уютно. Он болтал с дантистом о заграничных командировках, и привозил врачу маленькие сувениры.
Успев связаться с рейхсфюрером СС, Макс доложил о смерти Майораны. По документам итальянца вообще не существовало, труп не подлежал оформлению.
– Трупа нет… – Макс затянулся американской сигаретой, глядя на столб черного дыма, на горизонте:
