ему.
В заключении Хайд писал: «Противопоставлением «Индейскому дарителю» может стать нечто вроде «белолицего собственника», то есть человека, чей инстинкт призывал убирать вещь из кругооборота. Индейский даритель (по крайне мере в оригинале) понимал основную ценность подарка. Все, что мы подарили, должно быть опять подарено, не сохранено. Сущность подарка состоит в том, что он не должен оставаться на месте».
Я сходила с ума в своем ужасном доме в Сомервилле. Мой сосед и я готовы были убить друг друга. Я хотела тайно создать что-то вроде чудаковатого творческого сообщества, но у меня было всего триста долларов, и я не знала, с чего начать. Я нашла уже существующее сообщество. Мой друг, Роб Чалфен, который в Кембридже славился самой большой коллекцией виниловых пластинок и книг издательства New Directions в мягкой обложке, пригласил меня на прощальную вечеринку его подруги. Я искала себе новое жилье, и у меня появился шанс его найти.
The Cloud Club представляет собой четырехэтажный кирпичный таунхаус, окутанный глицинией, огромное основание которой изгибалося прямо над большой дубовой входной дверью. Приходилось нагибаться, чтобы зайти внутрь.
Я поднялась по шатающейся лестнице и попала в коридор с блеклыми зеркалами, сюрреалистическими картинами и мигающими рождественскими гирляндами. Пустые позолоченные рамы и перевернутые картины висели под странными углами. Гости собирались в уютной, слабоосве-щенной кухне с камином в стиле 1890-х. Меня окружали доносящиеся отовсюду звоны бокалов, зажженные сигареты и разговоры музыкантов, режиссеров, работников секс-бизнеса, активистов и художников.
На верхнем этаже, в комнате с большим количеством оленьих рогов, растений, мечей и старых ковров, вечеринка была в самом разгаре. Гости взбирались в спальню с геодезическим куполом, который был сделан вручную, по огромному дереву, которое находилось прямо в центре комнаты. Раздвижные двери вели на крышу со старыми раковинами и гниющими скульптурами. Они возвышались над сияющим ночным видом Бостона. А самой большой драгоценностью стало хрупкое маленькое пианино в углу комнаты. Я сделала глубокий вдох. Я была дома.
Роб представил меня писательнице Энни, которая как раз и уезжала, и я упомянула, что ищу жилье.
– А эти апартаменты свободны?
– Иди поговори с Ли, – засмеялась она. – Возможно.
Я шла по коридору, повсюду были белые, скрученные, странные фигуры, которые были вылеплены прямо в стенах. Я прошла через двойные двери, они выглядели, как двери из парижского бара Серебряного века. Я была настолько влюблена в этот дом, что готова была целовать каждую доску и дверную ручку. Я выросла в полуразрушенном доме моих родителей. Они пытались все мое детство привести его в порядок. Этот дом был мне по душе.
