Кому приходилось бывать на длительном свидании, в той или иной роли, тот знает.
От шоковой ситуации не могла остановиться. Все было свежее, сытное и вкусное. И, для нее, дорогое по деньгам. Сама перебивалась с хлеба на квас и в лезла в долги. Было жалко отдавать еду собакам. Сидела под деревом, заливалась слезами, давилась, но ела, ела и ела. Это могло кончиться больничной койкой.
Подошел лагерный капитан, с вещмешком в руках. Узнав в чем дело, успокоил, посадил в коляску мотоцикла и повез на станцию.
По дороге мама, по инерции, отщипнула кусок «Наполеона» и перевернула банку с борщом. Борщ разлился по коляске. Капитан остановил мотоцикл и помог маме упаковать продукты.
Когда он сажал маму в вагон, то вместе с ее сумками занес и вещмешок. В нем оказались мои вещи. Офицер сказал, что он мой отрядный. Что все будет нормально. На прощанье сказал, что я человек стоящий. Он в людях разбирается.
Мама заплакала и дала отрядному «Наполеон».
Когда меня перевели в ПКТ, ближе к вечеру открылась кормушка и кто-то тихо позвал по имени и отчеству. Я встал с нары и подошел к двери. Из кормушки протянулась рука и вручила пакет. В темноте коридора я не разобрал, кто это был.
В кульке оказался торт «Наполеон». Я щипал его по слоям и тянул неделю.
После выхода на отряд, с Федорчуком я почти не пересекался. Его повысили и он стал заместителем начальника колонии. Не смотря на повышение, бывший отрядный, почему-то всегда называл меня по имени и отчеству.
Опасаясь подобных недоразумений, больше ни разу не вызывал маму на свидание и мы увиделись через много лет. Все это тоскливое время она продолжала слать передачи и бандероли. И, писать длинные письма на русском языке, вставляя длинные абзацы на французском. Письма не пропускала цензура. Так было не положено. Я не получил ни одной весточки.
Через год после освобождения, я узнал, что Федорчук, на своем мотоцикле, попал под поезд. В коляске был его сын, которого спас, отбросив с железнодорожного пути. А сам лишился обеих ног.
Мама прожила очень долго. Дотянула до девяти десятков. Умирала тяжело и болезненно. Врагу не пожелаю. Организовал несколько операций, с участием лучших докторов, но помогало только на короткое время.
Последний врач, хирург-гинеколог, отказался оперировать и отодвинул конверт с гонораром.
- Не возьмусь. Давление критическое. Не выдержит анестезии.
Как-то на вокзале, меня окликнули по имени-отчеству. Не смотря на возраст, меня так никто не не называл. Никогда не был начальником. Руководителем был. Но, слава Богу, не начальником. Но и подчиненным никогда не был. И не буду. Человек я небольшой, но выше меня только Господь.
