— Спасибо за ваши откровения, — говорит наш председатель. — Кто-то может прокомментировать сказанное? На этой неделе я рекомендую вам прочесть последний номер журнала «Психиатрия восстановления», посвященный одиночеству отцов.
Мужчина в розовом галстуке поднимается и покидает собрание, не дожидаясь его завершения. Ну погоди же, паршивец, ты не уйдешь от меня сегодня. Привет, папаши, меня ждет дочка у няньки! До следующей недели.
Спускаюсь по лестнице бегом, едва не вывихнув ног, на ходу надеваю куртку.
Стемнело. Час окончания работы, интенсивное уличное движение, шум. В неоновом свете витрин передо мной беспрестанно мелькают лица. У станции метро «Вилье» нагоняю таинственного типа.
— Минутку, дорогой.
Он оборачивается.
— Вам что-нибудь нужно?
— Чего вы хотите?
Тусклый взгляд в никуда. За горизонт.
— Ну, выкладывай! — я повышаю голос.
— Однажды придется заплатить…
— Заплатить за что? За стиральную машину?
— Да нет, должок.
— Какой должок?! Ты знаешь, я контролирую расходы.
— Я говорю не о деньгах, а о моральном долге.
— Тебя послал кто-то из моих близких?
— Нет, никто. Я и знать тебя не желаю. Достаточно посмотреть на тебя. А это я умею.
— Ах, так? Дело осложняется. Хотя нет, понял. Ты принадлежишь к обществу умственно неуравновешенных?
— Ничего подобного.
— Слушай, не глупи, у тебя что-то есть…
— Однажды ты прислушаешься к своей совести.
— Бедняга, ты начитался Кафки.
— Ты поймешь это со временем.
— О’кей. От тебя ушла жена, она любит другого, а ты страдаешь.
— Умник, где твой всевидящий хрустальный шар?
— До свидания, друг.
И мой крольчонок исчезает в толпе в мгновение ока, унося с собой свои тайны и то, что осталось недосказанным. А у меня ум заходит за разум, когда я начинаю думать о будущем.
Он сидит за столом, и его лицо возникает между двумя стопками рукописей. Флориан сдвигает эти бумажные нагромождения, обладающие хрупким равновесием, ослабляет ворот рубашки, потеет, выключает телефоны и предупреждает меня:
— Сейчас я тобой займусь, старина.
— Не беспокойся, — говорю я, стараясь подавить зевок, из-за чего у меня начинают слезиться глаза.
Ну что ж, хорошее начало, во всяком случае, я не чувствую себя стариком. А вообще, что я тут делаю? Атмосфера в редакции всегда вызывала у меня тревожные чувства. От папок, скопившихся на полках, исходит неопределенный запах; лампы дневного света, освещающие помещения, искажают цвет кожи людей и превращают всех присутствующих в зомби; более того, цвет мебели и стен говорит о дурном вкусе; традиции иерархического подчинения — это полное занудство, что, конечно, не способствует творческой деятельности. Понятно, почему в таких неуютных местах девушки полностью теряют свою сексуальную привлекательность. Вот почему совершенно необходимо, чтобы они взяли под контроль весь этот базар. Феминизация и эротизация жизни в редакции — единственное эффективное средство для преодоления экономического кризиса.
