Нечто похожее можно наблюдать в студенческой среде: в ответ на вызывающие шовинистские выпады однокурсников девушки также приучаются смеяться. В самом деле, этот навык оказывается весьма полезным — в противном случае юноши будут смеяться не только над приписываемой девушкам глупостью, но еще и над тем, что у них нет чувства юмора (ведь это — «всего лишь шутки»). Поэтому лучше по‑хорошему усвоить свою роль и добросовестно играть ее, обучаясь не реагировать на гендерную агрессию.
Все общество пропитано мизогинией: женщин насилуют, убивают, дискриминируют на работе, в семье. И нет смысла выстраивать иерархию проявлений мизогинии: женщину убили только потому, что она не понравилась как женщина — это сильное проявление мизогинии, с ним необходимо бороться, а назвали девушку телочкой — это ерунда, можно даже за комплимент счесть. Нет, мизогиния — это качественное состояние общества, где не работают количественные показатели: больше — меньше. Всякое проявление мизогинии убивает женщину… даже если она этого не замечает. Любая шутка, направленная против женщин, выстреливает в каждую из нас. Но не всякая это понимает. Большинство думает, что это выстрел не против нее, и что ей удастся отсидеться в засаде, если стрелок примет ее за свою. В такой ситуации женская дружба становится проблематичной. Конкуренция за внимание мужчины, за его благорасположение, осознание опасности стигмы «неправильной женщины», если заступиться за высмеиваемых, — все это способствует разобщенности женщин, порождает зацикленность на внешности и зависть к соперницам.
Если же какая‑нибудь женщина не соглашается играть по предложенным правилам: не хочет ублажать своим внешним видом мужской взгляд, не смеется над шутками о блондинках и сама чинит проводку — то реакция на нее других женщин (играющих по правилам и проживших всю свою жизнь по этим правилам) будет резко негативной. Сам факт наличия сценария, альтернативного общепринятому, не может не пугать большинство, лучше его сразу дискредитировать и жестоко высмеять, иначе придется, во‑первых, покидать зону комфорта, а во‑вторых, предпринимать непривычные усилия, и все это — без однозначных гарантий. На такое мало кто захочет пойти. Именно поэтому женщины выказывают подозрение, а затем и неприятие любых женских ролей, отличных от тех, которым выучили с детства. Это неприятие фиксируется в риторике осуждения «отступниц» — им пророчат дальнейшее запоздалое мучительное раскаяние, страдания и гибель в невыносимых условиях.
