Женщины. Разговор не о мужчинах | страница 138
Женщина продает возможность вторгаться в ее личное пространство, отдает контроль над ее телом, а мужчина получает власть пользоваться ее телом. Так как клиентов за день обычно несколько, то у нее нет возможности восстановиться после такого вторжения. В итоге тело женщины и ее личность разрушаются. Это сравнимо с отрезанием от тела по кусочку — не восстановимо, в отличие, например, от хвоста ящерицы.
Нас пытаются убедить, что женщины занимаются проституцией по собственному желанию. У меня есть знакомая девушка, которая совершенно добровольно, по собственному желанию, хочет продать почку, чтобы купить семье, оказавшейся в безвыходной ситуации, дом. Когда встает вопрос о продаже части своего тела, все понимают, что мотивы лежат не в сфере желания, а в сфере необходимости и крайней нужды, сопряженной с разрушением человека.
Скорее всего, это понимание происходит также потому, что почку может продать и мужчина, а значит, существует опасность, что и у других мужчин вдруг возникнет необходимость оторвать от себя кусочек. Уж этого‑то допустить никак нельзя! — считает мужское большинство. Женщина же, вовлекаемая в проституцию, идет туда якобы добровольно, чтобы получать якобы удовольствие. Это сугубо патриархатная, андроцентричная и далекая от реальности точка зрения. Удовольствия от секса с клиентом женщина не получает, да и не ставит себе такой цели. Она продает свое тело, обслуживая сексуальные желания мужчины, и материальное вознаграждение — единственная цель такой практики. Поэтому добровольность проституции весьма условна. Свобода выбора в этих условиях сравнима с выбором между голодом и дыбой.
Теперь о насилии. Так за чем же идет клиент в бордель? За сексуальным удовлетворением, говорят нам. И за этим тоже. Но в первую очередь клиент ищет возможность безнаказанно (не считая денежной компенсации) по своему усмотрению распоряжаться чужим телом и, совершая насилие, получать от этого сексуальное удовлетворение. То есть попросту — получить удовлетворение от своей власти над телом женщины. Поэтому всякий сексуальный акт с женщиной, вовлеченной в проституцию, это — насильственный акт, даже если женщина ему очевидно не сопротивляется. В этом акте мужчина выступает как субъект, наделенный волей и желаниями, активно осуществляющий свои интересы. А женщина, вовлеченная в проституцию, представляет собой только тело, которое берут силой, которым пользуются и затем оставляют, эмоционально в это никак не вложившись. Самим сексуальным актом женщину объективируют, отказывая ей в статусе личности, хозяйки своих действий и своей жизни, перечеркивая ее интересы и желания. Женщины как человека в проституции нет, там участвует только ее тело. И если клиент предпринимает какие‑то попытки вовлечь в сексуальный акт женщину как субъекта, как актора, то лишь для того, чтобы ощутить власть не только над ее телом, но и над ее волей, чтобы очевиднее унизить ее, эмоционально опустошить. Сексуальная объективация женщин в проституции достигает своей вершины, она совершенна.