Твоё письмо настигло меня на берегу залива, прямо в эпицентре моего одиночества, среди бледно-жёлтого песка и скрипящих чуть поодаль, будто стонущих от каких-то старых незаживающих ран сосен. Сидя на камне эпохи Каролингов с книгой в руке, мне даже издалека было видно, как нелегко приходилось почтальону. Он крутил педали старенького служебного велосипеда, то и дело, увязал в песке, останавливался, вставал на обе ноги с подвёрнутыми штанинами, и махал мне оттуда, издали своей синей фуражкой, а потом с завидным упорством продолжал двигаться дальше в мою сторону. Я медленно встал с камня и, заложив пальцем книгу на двести шестьдесят третьей странице, пошёл ему навстречу. Вид у него был жалкий и растрёпанный, как у прошлогодней газеты. Пока, он, наконец, не бросил свой старенький служебный велосипед в песок, и не зашагал пешком. Так мы неторопливо сближались несколько минут под пристальными взглядами время от времени недоумённо вскрикивающих чаек. Я шёл, размахивая своей книгой, а он двигался, то и дело, придерживая, срываемую ветром свою форменную фуражку. (Её, видимо, тоже нужно было просто бросить там, рядом с велосипедом).
Я пытался угадать, от кого было это письмо, на прочтении которого он так самоотверженно и недвусмысленно настаивал. В его руке отчётливо виднелся конверт, он достал его из сумки, сразу, как бросил велосипед, и теперь удерживать фуражку ему приходилось другой рукой. Сначала, я подумал, что оно от матери, хоть я ей и не сказал, что уехал именно сюда. Но она вполне могла это предположить, или даже разослать несколько написанных от руки копий во все места моего предполагаемого пребывания. Так уже случилось как-то раз, меня ожидали несколько абсолютно одинаковых посланий от неё по всему пути моего следования от Швейцарии до Ботнического залива. Сначала, я подумал, что на её одинаковые письма мне следует посылать столь же однообразные ответы и непременно голубиной почтой (представляешь, я где-то слышал, что один почтовый голубь во время войны дослужился до звания полковника Британских армии!). Но я быстро сообразил, что это даже теоретически невозможно – я должен был запастись голубями заранее. Да, и потом, она бы не оценила этой моей шутки, а, скорее всего, наверняка бы даже на меня обиделась. Поэтому, я тогда не стал писать ей одинаковых писем из разных мест, а, вместо этого, написал пять различных вариантов ответа на её послание и все в одном лишь только Стокгольме. А потом разослал их по пяти разным европейским адресам, наугад. Ты считаешь, что это не менее глупо, чем посылать матери отовсюду одинаковые письма? Да, ты права. Я даже не буду спорить. Но, пойми, я был тогда в отчаянном положении, и совершенно не знал, что мне делать дальше…
