Слушать пение птиц казалось мальчику, куда более увлекательным занятием, чем помогать отцу, стричь вечно брыкающихся овец, или пересыпать зёрна в хозяйственной пристройке для того, чтобы каменные жернова, которые мать ежедневно крутила вручную не засорялись всякой шелухой и мусором. Пересыпать зёрна конечно лучше, они не брыкаются, как овцы, когда их избавляют от лишнего, но они сильно пылят, так, что трудно дышать. Вот, если бы его кто-нибудь избавил от всего лишнего, он бы не брыкался и не пылил, а сам, наверное, стал бы петь как птица легко и радостно. У птиц ведь нет зубов, поэтому они могут петь так легко и радостно, даже лучше, чем имам Сааддин…
– Я понял, кто тебе нужен! – Хабиб уверенно прервал его мечтательные размышления.
Они лежали рядышком на невысокой траве в небольшой финиковой роще, начинавшейся сразу за старой полуразрушенной городской стеной, которая теперь была никому не нужна, кроме живущих в её расщелинах пауков и ящериц.
– Кто? – Мальчик подпёр рукою свою тёмную, курчавую голову, чтобы не пропустить ни слова.
– После того, что ты сделал, отец точно не повезёт тебя в Эль-Рахтум, а о зубах из слоновой кости и думать нечего – дорого. – Его старший товарищ продолжал неторопливо рассуждать вслух, продолжая лежать на спине.
С Хабибом, как всегда, трудно было поспорить, парень он был, несомненно, ловкий и о жизни знал гораздо больше Шарифа, это тоже нужно признать. Чего там говорить, у него уже волосы росли на лобке! Отец Шарифа действительно пришёл в бешенство, когда увидел, как мальчик записывал на магнитофонную плёнку Коран в собственной возмутительной музыкальной обработке, держа в руках фонарик, в качестве микрофона, и совершая непристойные движения, в подражание современным западным исполнителям. Наверное, из дома бы выгнал, или прибил, если бы не мать. Хабиб был прав, Эль-Рахтум с его специальными врачами – бесстрашными укротителями непокорных зубов, навсегда захлопнул для него свои неприступные городские ворота.
– Это уж точно, – вздохнул Шариф, – но, что же мне делать?
– Тебе может помочь только один человек – Бахти-факир. – Хабиб изрекал слова с особой значительностью, почти как сам имам Сааддин на проповеди.
– Цыган? – В голосе мальчика послышалось слабое сомнение.
– Дурак ты! – Хабиб быстро развернулся к нему. – Он не цыган, а – банджар!
– Банджар, а всё равно кочует с цыганами. Отец говорит, что все они мошенники и воры. – Шариф пальцами ломал тонкую сухую соломину. Ему изо всех сил хотелось верить Хабибу, но о своих сомнениях он не сказать не мог.
