– Ради самого Господа! – вскричал Дон-Кихот, – кончай же свою речь, Санчо; я уверен, что, если бы тебе позволить доканчивать речи, которые ты начинаешь на каждом шагу, у тебя не оставалось бы времени ни для еды, ни для сна, а ты бы все только говорил и говорил.
– Если бы у вашей милости память не была так коротка, вы бы помнили условия нашего договора, который мы заключили перед тем, как выехали в поле. Одно из них состояло в том, что вы позволите мне говорить, сколько душе моей будет угодно, лишь бы я говорил не против ближних и не против вашей власти; а я, кажется, еще не нарушал условий.
– Совсем не помню этого условия, Санчо, – ответил Дон-Кихот, – но если б это было и так, я все-таки требую, чтоб ты замолчал и следовал за мной, потому что уже и музыка, которую мы вчера слышали, опять веселит долины, и свадьба, без сомнения, будет праздноваться скорее утром, пока свежо, чем позже, когда начнется жара.
Санчо повиновался своему господину, и, когда Россинант и осел были оседланы, рыцарь и оруженосец сели на своих животных и шагом въехали в павильон. Первое, что представилось глазам Санчо, был целый бык, висевший на вертеле в дупле молодого вяза, а костер, разложенный для того, чтоб жарить этого быка, состоял из целой горы дров. Вокруг этого костра стояло шесть чугунов, которые, конечно, отлиты были не в обыкновенной форме для чугунов, так как это были винные кувшины,[74] из которых каждый вмещал в себе целую бойню мяса. В их стенках лежали целые бараны, казавшиеся там не больше голубей. Очищенных и совсем заготовленных зайцев и кур висело многое множество на деревьях в ожидании, пока их погребут в чугунах, такое же количество птиц и дичи разных сортов висело на ветвях, чтоб не испортиться. Санчо насчитал более пятидесяти больших мехов пинт в пятьдесят каждый, и все они, как скоро обнаружилось, наполнены были прекрасными винами. Кучи белого хлеба были величиной с груды пшеницы в житницах. Сыры, наваленные, словно кирпичи в поле, образовали целые стены, а два котла масла, громадные, как котлы красильщиков, служили для поджаривания разных пирожных, которые оттуда вынимали двумя огромными лопатами, чтобы погружать их затем в стоявший рядом котел с медом. Поваров и поварих было до пятидесяти, и все они были чисты, проворны и довольны. В обширный живот быка зашиты были двенадцать молочных поросят, предназначенных для того, чтобы сделать быка нежнее и вкуснее. Что же касается пряностей, то их закупили, казалось, не фунтами, а пудами, и они навалены были в большом открытом сундуке. Словом, приготовления к свадебному пиру были хотя просты, но так обильны, что ими можно было накормить целую армию.
