– Май леди так решил! – гордо заявила Бетти. – Она хочет, чтобы все было, как у других декабрист!
Вилим поперхнулся и зажал рот салфеткой, изумленно глядя на англичанку, которая тем временем с подозрением разглядывала лежавший перед ней на тарелке кусок тушеного мяса.
– Значит, вот как… – пробормотал слуга, снова берясь за вилку и нож, чтобы вступить в сражение с жилистым трактирным жарким. – А деньги-то на дорогу у вашей госпожи есть?
– У леди деньги мало! У мэня йэст май сэлори… Май жалованье… Тоже мало… – смущаясь, призналась Бетти.
– Вы будете тратить свое жалованье на госпожу? – удивился Вилим, до сей поры имевший весьма низкое мнение о великодушии прислуги женского пола. Дитя людской, он был слишком хорошо знаком с ее нравами и обычаями. Вилим знал сотню способов обокрасть своего господина, но, к чести его надобно признать, ни разу не воспользовался ни одним из них.
– Йес, – гордо заявила служанка, – я буду давайт кушать май леди, даже если я сам умирайт голодны смертч. Так!
И Бетти храбро принялась за еду.
Услышав это, молодой камердинер графа проникся уважением к англичанке, над которой раньше посмеивался и про себя называл «жердью». Он вспомнил, как в марте четырнадцатого года при осаде Парижа рискуя жизнью, вытаскивал тяжелораненого барина из-под обломков рухнувшего здания. В тот миг он тоже не думал о себе и не слышал, как рядом свистели пули.
Тем временем за соседним столом шла не менее увлекательная беседа, которая также мешала ее участникам отдавать должное гастрономическим чудесам дешевого придорожного трактира.
– Вот увидите, когда вы вернетесь домой, ваш папенька уже по-другому на все посмотрит, – убеждал Татьяну Евгений. – Ну, а ваша маменька всегда была разумной женщиной…
– Но только не в последнее время, – с тяжелым вздохом заключила девушка и грустно добавила: – Мне кажется, что у меня больше нет семьи…
– Не надо так отчаиваться! – продолжал уговаривать ее граф. – Только представьте: я пришлю вам в Петербург приглашение на Рождество, и вы с вашими домочадцами приедете к нам в деревню. По снегу, в теплых санях, все вместе, без всякой вражды, без ссор!
– А я, в свою очередь, выступлю миротворцем между вашим папенькой и дядей, – вставил Савельев, снова подмигнув Евгению, – и вообще берусь подготовить господина сенатора к неизбежной развязке.
– Вы оба сейчас говорите глупости! – вспылила девушка. – Отец никогда не согласится на этот брак…
– Вы не можете этого знать наверняка, – возражал Дмитрий Антонович, – под грузом обстоятельств человек иной раз меняет свои самые твердые и незыблемые решения.
