Посланница судьбы | страница 19
– К Белозерскому? – удивился Казимир. – А при чем здесь я?
– Я смиренно прошу, чтобы вы меня ему рекомендовали.
– С какой стати? Я вас совсем не знаю. – Летуновский взял из коробки сигару и закурил, пуская дым визитеру в лицо.
– Да всего-то пять слов, – отмахиваясь от дыма, торговался Калошин. – Скажете только: «Такой-то служил у моего приятеля в Петербурге», и будет…
– А что будет? – усмехнулся ростовщик.
– То есть? – не понял Илларион.
– Ну, скажу я пять слов Белозерскому, а мне какая с того выгода?
– Вам какая выгода?! Да ведь если я стану у князя служить, он будет у вас весь как на ладони, – Калошин сунул поляку под нос свою огромную и не совсем чистую ладонь.
– Он и так у меня весь как на ладони, – сообщил Казимир, не забыв пустить в лицо визитеру новую струю дыма. – На ладони и в кармане.
«Настолько возвысился чертяка, что совсем уже ничего и никого не боится!» – в отчаянии констатировал про себя Илларион. Тем временем Летуновский о чем-то сосредоточенно думал.
– Ладно, будь по-вашему, – неожиданно заявил он. – Оставьте адрес, я извещу вас о результатах своего визита к князю.
– Вы согласны меня рекомендовать? – не верил своим ушам Калошин.
– Я не повторяю дважды… господин… Как вас там? Лесничий, кажется?
– Лесак!
Илларион был награжден новой порцией дыма, что ничуть не омрачило радужного настроения, в котором он вышел от ростовщика.
Глава вторая
«Цербер» князя Белозерского. – Как стать миллионщиком. – Гора изумрудная и гора книжная. – Вымерший дом заселяется вновь
Если бы князя Белозерского, разменявшего шестой десяток лет, спросили: «В какой период своей жизни вы чувствовали себя по-настоящему счастливым?», Илья Романович непременно бы ответил, что не было в его жизни большего счастья, чем проводить время с покойной женой Натальей Харитоновной в Тихих Заводях, маленьком тверском поместье, унаследованном им от троюродной тетки. Жили они тогда скромно, считая каждую копейку, экономя на всем, отказывая себе в самых простых удовольствиях, но было в той жизни что-то уютно-трогательное, до слез наивное, почти пасторальное. Другими словами: была в той жизни любовь.
Князю иногда снились Тихие Заводи прежней поры. Вечерние чаепития с Натальей Харитоновной под раскидистой липой, шумная возня детей, шутки-прибаутки карлицы Евлампии… После этих снов он просыпался с мокрым от слез лицом и долго не мог подняться с постели, размышляя о превратностях судьбы. Он снова и снова ругал покойную супругу за измену, сгубившую их тихое семейное счастье, при этом нисколько не раскаиваясь в своем страшном преступлении. «Сломала мне жизнь! Измучила, истерзала душу! – с пафосом восклицал Илья Романович. – А как бы хорошо нам было сейчас вместе! Уж как бы мы зажили!»