Гис неопределённо пожал плечами.
— А я влюбился! — Небесно голубые глаза подёрнулись мечтательной поволокой.
— Неужели.
— Давай без сарказма! Прошлый раз не считается! Вообрази, я ей спел балладу, а она при этом сидела с такой кислой миной, будто я её молоком недельной давности пою. В общем, она ничего не понимала в искусстве. Кстати, тебе я тоже решил подыскать девушку.
— А мне зачем? — Рыжеволосый скептически приподнял бровь.
Его друг посмотрел на него как на неизлечимо больного.
— Тебе срочно нужно влюбиться, а то так и умрёшь занудной ледышкой.
— Благодарю за комплимент.
— Кстати, а почему на тебе мой плащ? Хотя он тебе больше идёт. О, я тут придумал новую мелодию, ты должен услышать.
Блондин попытался втянуть Гиса в комнату, но тот отрицательно покачал головой.
— Прости, но я должен зайти ещё кое — куда.
— Ладно, но как возвратишься, обязательно послушай.
— Спи давай. — Посоветовал рыжий. — А то с такими мешками под глазами твоя великая любовь на тебя и не посмотрит.
Парень небрежно пригладил стянутые в лохматый пучок длинные волосы и назидательно произнёс.
— Вдохновению не прикажешь.
* * *
Этой ночью наместнику не спалось. В завывании ветра за окном чудился чей‑то плач. Начинающийся насморк, не улучшал настроения, также как и храп жены под боком. Поворочавшись, некоторое время, мужчина не выдержал, и тихонько встав с кровати, накинул тёплый домашний халат. Приказав слуге принести в его кабинет горячего молока с мёдом, наместник отправился будить своего секретаря, решив действовать по принципу — "Если мне не спится, то пусть и остальным плохо будет". Однако, не обнаружив секретаря в спальне, он вспомнил, что вчера сам отпустил его в город на день рождения тёщи. Недовольно чихнув, самый главный человек в Энтее поплотнее закутался в халат и поплёлся к себе в кабинет.
"Ничто так не успокаивает как работа в два часа ночи. Кажется я мазохист".
Прикрыв за собой дверь, он повернулся и едва не выронил свечу — в кресле за его столом кто‑то сидел.
— Доброй ночи, наместник. Ваше молоко почти остыло. — Поздний гость кивнул в сторону стоящей на столе кружки. Его тихий спокойный голос показался знакомым. Приглядевшись повнимательнее, наместник вздрогнул. Перепачканный в земле чёрный плащ небрежно свисал с подлокотника. Золотые глаза сидящего в кресле юноши светились в полумраке. Хозяин кабинета сглотнул — почему‑то этот молчаливый парень, нелюбящий привлекать к себе внимание и незаметной тенью следующий за своим хозяином, внушал ему странный трепет.
