Вскоре пришло время прощаться. Я выбрался с другом на платформу. Постояли. Помолчали, разглядывая друг друга. Паша посмотрел на часы.
- Пора? – спросил его я.
- Да надо бы двигаться…
- Ну, давай тогда, - я протянул ему руку.
- Давай, - Паша сжал мою ладонь, - через месяц постараюсь выбраться в Питер… перед поступлением как раз…
- Там и увидимся.
Мы обнялись. Паша исчез в толпе. Наши дороги разошлись.
Ну что ж, пора и мне ехать на вокзал. Искать свою дорогу дальше. К своей далекой звезде, с теплым попутным ветром и вязкой тишиной русских равнин. Либо по встречной полосе на предельной скорости, навстречу приближающемуся из темноты грузовику – как знать.
Ты ложишься на дно здесь. Город представляет собой храм в виде лабиринта. От дальнего круга к центру – алтарю в виде Зиккурата – ползут, червивятся улицы. Шипят.
Город наполнен шумом. Ветер гуляет по задворкам его обмершего нутра. Сожженное в собственном костре время. Время-ведьма.
- Раны от ударов кривым ятаганом, чей клинок пропитан курарой, смертельны.
- Ага. Смерть – лучшее из проявлений гуманизма.
Где-то за домами дымит крематорий. Черный дым наполнен криками испепеленных тел. Шорохами плутающих душ. Всюду эти шорохи.
Я продолжаю вести диалог со своим незримым собеседником:
- По ночам я вижу странные сны.
- Наши сны – это капля ванили в загустевшем соке отравленных растений реальности.
- Шорохи…
Звуки застывают в расплавленном воздухе. Песни ушедших героев вьются в белесом мареве. Город полон убийц. Город населен убийцами. Они стреляют в спину собственным мечтам.
- Один парень, он без глаза, глаз ему выбили камнем в детстве, он торгует порошком иллюзий. Он инкрустирует настоящее жемчугом грез.
- Все иллюзорно. Отклонения, которые раскраивают черепа зачарованных фантазий. Ты это уже где-то видел, наверняка видел. Настоящее – короткий путь в никуда.
- Кроткий.
- Кроткий путь кротких огородных пугал.
В той жизни осталось все. И не осталось ничего. В растворенном во мне бессилии рождаются мыльные пузыри удушающей грусти. Баллады кладбищенских привратников. Шорохи рассыпанных по заброшенным домам палых листьев. Смотри туда, внутрь, слушай их.
- Никогда ни к кому и ни к чему не привязывайся. Привязанность – то же безразличие, только много хуже. Это яд змей с обреченных планет.
- Чужеродных галактик.
- И того, и другого. Любые боги рано или поздно умирают.
Боги уже мертвы. Убийцы плетут веревки для ночных удавок – из собственной крови и семени. Исполинские статуи громоздятся на площадях. Беглые рабы выжигают хозяйские клейма серной кислотой. Сводят начисто. Остаются лишь подкожные шорохи.
