С новой женой встретились они, когда оба миновали пору романтизма, а потому сразу стали жить, не мучая друг друга необоснованными претензиями и не пытаясь отрабатывать несуществующие авансы. Хозяйство в двадцати минутах от большого города доставляло им больше радостей, чем забот. Уже немолодым Михаил Созонтович защитил давно задуманную диссертацию по тому как раз художе ственному журналу начала века, идейным вдохновителем которого был Мастер. Их общая картина к тому времени давно пропала, о чем Михаил Созонтович иногда печалился, но не слишком. Сильных чувств он вообще старался не допускать до себя, зная по опыту, что даже во время эмоционального пика человек не может жить без оглядки, а потому основные силы тратит на поддержание образа, раздувая искорку искренности до чудовищных фальшивых размеров.
О давнем инциденте с Мастером он привык думать как о замечательном фокусе, о котором теперь уже не боялся никому рассказывать, приговаривая: «Силен был мужик, да…». Но, в сущности, он даже и в эти слова не особенно верил и вспоминал о «фокусе» по большей части для развлечения гостей. С Мастером же за годы профессиональной деятельности он просто сжился, как с соседом. Они уже и правда не могли друг без друга. И то, что один работал гением, а другой старшим научным сотрудником, мало что меняло в их добрых отношениях. В глубине души Михаил Созонтович был уверен, что работать гением так же, в сущности, скучновато и нелюбопытно, как и научным сотрудником.
Но при всем том волнение сегодняшнего дня было ничуть не наигранным. В личной жизни Михаила Созонтовича приезд выставки был событием и в некотором роде итогом. К тому же после смерти жены не осталось у него людей ближе, чем сын, плавающий каперангом в Заполярье, и Мастер. Если бы еще не сны, которые повадились в его налаженную жизнь, чтобы ощипывать перья и сворачивать шеи его послушным дням, и с которыми он не знал, как бороться! Иногда Михаил Созонтович готов был всю вину за них свалить на Мастера, которому зачем-то вздумалось дразнить его с того света, хотя в загробную жизнь он никогда не верил, а всегда верил в чувство юмора. Но что поделаешь, кроме карикатурно – старческого «кхе-кхе!», не было у него против снов другого аргумента, да, похоже, и это был не аргумент.
В музей он поспел раньше, чем контейнер, о приближении которого, однако, уже звонили. Не успел он вынуть из кармана письмо от сына, как в кабинет постучали. Михаил Созонтович только внешне иногда выказывал недовольство рабочей суетой, но, в сущности, любил, когда его отвлекали.
