* * *
Пока же я ехал от Александровского Сада на метро в ЦДХ — то есть до станции Парк Культуры — читал купленную только что книгу. Даже можно сказать так: я менее читал ее, книгу, нежели рассматривал иллюстрации — которые были в основном никак не связанные с Вуду европейские гравюры ХV-ого — ХVI — ого веков, на которых изображались демоны, ведьминские шабаши и казни все тех же ведьм на костре.
«При чем здесь это?» — спрашивал я себя, а ведьмы, демоны, да и сам Люцифер на иллюстрациях, казалось, оживали, и начинали плясать передо мной в своих странных, нервных и дерганных ритуальных действах.
* * *
В ЦДХ же мне лучше не становится: один из больших залов полностью отдан под выставку работ разных художников, объединенных одной темой: «Дьявол».
Дьявол — такой, дьявол — сякой, со всех сторон на меня смотрят неказистые рожи, которые, как представляется, вроде как должны меня напугать, но мне почему-то не страшно.
Стены зала украшены зачем-то гирляндами светящихся огней, играет готическая музыка, перемешиваясь по ходу с музыкой живой, исполняемой какой-то группой патлатых молодых людей, и с выступлениями так называемых «поэтов» — по большей части в своем творчестве предпочитающих животные звуки — типа блеяния, мычания, конского ржания и свиного хрюканья.
Дьявол, видите ли, управляет адом — смотрю я на картину, где сей супчик восседает на троне посреди полыхающего серой подземного озера. Не совсем мне это понятно, всегда думал, что он там не управлять будет, но мучиться.
Культурный контекст, конечно, понятен — художники малюют то, что видели у других художников — у средневековых, например. Но не нужно ли было ими вначале разобраться в вопросе?
— Вот оно! — восклицаю негромко я, вдруг увидев картину, на которой изображен как раз ритуал, по всем признакам из религии вуду. Молодой человек в цилиндре стоит в центре круга, в котором горит костер и из костра к нему выходит сатана. Молодой человек повернул голову к зрителю и оскалился злобной улыбкой, обнажив чрезмерно длинные серые зубы. Его глаза блестят — то ли это отблеск костра и стоящих вокруг факелов, чаши для горючего масла которых сделаны из человеческих черепов, то ли этот блеск — тот же самый, что и у сатаны. На лице у молодого человека белой краской изображен череп.
* * *
— Нравится? — вдруг слышу я у себя за спиной чей-то голос, и по тому, что этот голос мне знаком, притом воспоминания эти не такие уж хорошие, я немного пугаюсь.
