Зная наши нужды, Он нередко предупреждает их. Едва мы произнесем слова просительных молитв наших, оправданных реальностью нашей жизни в сем мире, как Он уже исполнил их.
Итак, МОЛЧАНИЕ Бога есть ответ на наши неправды, самый красноречивый, самый благородный. Мы изгнали из нашей жизни Бога Слова, слово Божие; мы пренебрегли этим словом и вот пожинаем плоды нашего же дела.
Чрез тотальное покаяние, долженствующее достигнуть космических измерений, то есть падения Адама, вырываемся мы из мертвых объятий индивидуума и вводимся в созерцание нетварного Света, в котором познаем божественную универсальность учения Христа.
Заповеди Евангелия обладают свойством раскрыть сердце и ум человека до сверхкосмических измерений, до Божественной беспредельности.
В заповедях Христа заключено самооткровение Бога нам. Чем глубже мы проникаем в их дух, тем конкретнее становится наше богосозерцание.
Когда заповеди сии, благоволением Бога, становятся единственным законом нашего бытия, и временного, и вечного, тогда мы становимся подобными Христу персонами и «увидим Бога как Он есть» (1 Ин. 3:2).
Когда мы ненавидим себя за живущую в нас тьму и молимся всем существом о спасении, тогда раскрываются для нас беспредельные горизонты заповеданной нам любви.
В молитве за весь мир, как за самого себя, мы усматриваем первую ступень реального опыта персоны. Через сию молитву, подобную Гефсиманской молитве Христа, мы воспринимаем новый образ бытия — ипостасный. Вне опыта молитвы Гефсиманской мы лишены осознать различие между индивидуумом и персоной. Без встречи с Абсолютной Персоной Христа мы не имеем возможности стать подлинным образом Абсолюта Бога. Конкретный признак-критерий начала нашего обожения состоит в том, что мы осваиваем слово Христа и оно становится нашим словом, подобно тому как мы усваиваем язык матерей наших. Мы мыслим, как Он научил нас; мы чувствуем, как Он дает нам.
Молитва есть предстояние наше пред лицом Абсолютного Бога. Если в Акте творения мира из ничего Бог Творец полагал вне Себя некую сущность, некую иную природу, то в акте нашей молитвы мы пытаемся войти в единение с тем, что превышает нашу природу тварную. Отсюда — молитва является актом, «вышеестественным» для нашего мира. Поскольку молитва есть состояние вышеестественное, постольку мы можем сказать, что все «природное» оказывает ей свое сопротивление. И самый опыт показывает, что молитве противится мир сей во всех планах своего натурального бытия.
