Заложница любви | страница 122
Ей вспомнилась ее собственная комната, отделанная под слоновую кость, глубокие кресла, обитые ситцем, на котором нелепые разноцветные попугаи порхали среди ветвей вистарии, грациозный лакированный письменный столик с золотыми украшениями…
Прошлая осень была очень суровая – и Гак часто подавала ей чай в этой комнате. Как хорош был ее чайный китайский сервиз с чашками в виде скорлупок нежного палевого цвета, который Коти подарил ей, когда был еще женихом…
Чай, настоящий чай, изящество и уют, весь комфорт, необходимый для щепетильно чистоплотной женщины!
Она с отвращением оглянулась: в камере пахло гнилью и было далеко не чисто.
Ее тошнило не только физически, но и нравственно; десять месяцев в этой обстановке, целых десять месяцев. Она всплеснула руками и вздрогнула, оцепенение проходило, уступая место отчаянию.
– Я сойду с ума, если останусь здесь, – промелькнуло в ее голове, и только в эту минуту она заметила, что нервно ходит взад и вперед по камере. Она остановилась.
Кто-то вздохнул позади нее, и она вспомнила о Кориан, которая с ужасом смотрела на нее со своей кровати.
– Я испугала вас? Мне это очень неприятно, – сказала Сара, подходя к танцовщице.
– Мне случалось видеть нечто подобное, – ответила глухо Кориан, – но вы выглядите как привидение, как сумасшедшая.
– Я не сумасшедшая, – жалобно сказала Сара, чувствуя страшное утомление после нервного напряжения.
Ей захотелось поговорить с Кориан, но она никак не могла найти темы для разговора. Наконец ее взгляд упал на портрет, который Кориан продолжала держать в руках.
– Какая вы счастливица, что вам удалось сохранить его, – сказала она, указывая на карточку.
– Посмотрела бы я, как бы ее у меня отняли! – засмеялась Кориан, – я стала бы драться с таким же азартом, как дралась с ним!
Она прищурила глазки.
– Вы знаете, за что я сижу, нет? Ну, так я вам скажу в двух словах. Я пырнула ножом Ческо, моего любовника. Я встретила его с другой женщиной и набросилась на него. И сделаю это опять, даже если мне удвоят наказание. Разве стоит любить, если не можешь удержать того, кого любишь? Я лучше убью его совсем, чем уступлю другой женщине. Теперь он пролежит в больнице до моего выхода из тюрьмы. Но он и так бы меня дождался: он клялся на суде, что я не тронула его даже пальцем, и это написано в протоколе. А вы за что сидите? Я читала газеты, но не совсем поняла, в чем дело. Тоже любовный поединок, только вы укокошили его насмерть? Не понимаю, как это с вами случилось! Вы не производите впечатления кокетки и совсем не похожи на тех подлых женщин, которые дразнят мужчин. Я не стала бы водиться с вами, если бы была о вас такого мнения, потому что ненавижу эту породу. Ни то ни се, ни рыба ни мясо, самая отвратительная порода! Я называю прогнившими тех женщин, которые пробуждают в мужчине страсть только для того, чтобы получать подарки и принимать ухаживания, и которые гонят его, когда он им больше не нужен. Преподлая порода, и если вы присмотритесь к ним поближе, то увидите, что ими руководит одно самодовольство. Они не способны любить и удовлетворяются лестью, поцелуями и сознанием, что водят мужчин за нос. Не понимаю, какие мужчины могут попадаться в их сети. Я не ценю их ни в грош. У вас, в высшем обществе, их гораздо больше, чем у нас. Может быть, потому, что мы слишком бедны для таких претензий. У нас или все, или ничего. Что касается меня, то я предпочитаю быть самой обыкновенной вульгарной женщиной, чем походить на этих подлых кривляк.