Пиво удалось молодой хозяйке на славу, и еще припасла она к крестинам жирный свиной окорок, который, точно мед, таял во рту у гостей, долгое время пробавлявшихся мякинным хлебом, болтушкой да селедкой соленой. Даже самые ненасытные обжоры могли до отвала набить брюхо. Но в этот голодный год многие отвыкли от обильной пищи; еще задолго до конца пира у гостей разболелись животы.
Новорожденный младенец был окрещен, и в очаге Боккагорда стали гасить огонь.
И тут мудрые старые женщины, на глазах которых вырастали и гибли леса, принялись рассказывать о другом огне, которого теперь уже не зажигают. Они вспоминали добрые стародавние времена. В ту пору в печах пекли хлебы из чистой муки, на стол подавались блюда, полные всякой снеди, молоко было густое и жирное, а масло — желтое, и пахтать его легко было. По деревням носили огонь, который охранял от нужды и голода, от мора и напастей. Огонь, зажженный из искры, священный огонь, носили по всему округу Упвидинге, и какую бы горькую нужду ни терпели люди, стоило им только увидеть гонцов с факелами, как все беды их забывались. Факелы пылали во тьме и светили каждому дому, а снаружи стояли гонцы и выкликали:
— Священный огонь! Зажигай! Зажигай! Пришла помощь, зажигай новый огонь!
В очаге гасили старый, недобрый огонь. У хозяек в печах загорался теперь новый. Новое счастье входило в дом, недуги и напасти бежали прочь, сладки были плоды земли, коровы и овцы приносили двойни, птицы радостно заливались на ветках, а люди жили в довольстве и добром здравии.
Почему же не гасят старый огонь теперь, в эту лихую годину, когда стон и плач стоят в деревнях? Почему не появляется теперь священный огонь? Почему не пылают под окнами священные смоляные факелы в этот голодный год? Почему не слышно клича под окнами: «Священный огонь! Зажигай! Зажигай!»?
Разве был священный огонь когда-нибудь нужнее, чем теперь, в эти тяжкие дни?
Так спрашивали друг друга женщины на крестинах в Боккагорде — старые, мудрые женщины, на глазах которых вырастали и гибли леса.
Допоздна шел пир горой на крестинах в Боккагорде. Но вдруг с улицы донесся захлебывающийся пронзительный крик:
— Пожар в деревне! Все на помощь!
Донесшийся с улицы крик заставил гостей умолкнуть. За пиршественным столом воцарилась тишина. И тем явственнее прозвучал опять крик:
— Горим! Хлев у старосты горит!
Гости разом ринулись к двери. Теперь они и сами кричали во все горло:
— Пожар! Хлев у старосты горит!
