— Оборонять себя и свой дом!
Голоса прорезали вечернюю тишину, разнеслись по всей деревне и далеко за околицей. Снова отворились двери, и женщины в страхе стали прислушиваться: неужто там, у колодца, дело дошло до кровопролития? Неужто мужчины на сходе так и не столкуются?
Но теперь все были единодушны. «Обороняться!» — этот клич был ответом на вопрос Сведье. Он шел из самой глубины сердец и нес с собою освобождение. «Обороняться!»— вот совет, которому они последуют. Крестьяне не забыли, что они люди вольные, что оружие их не ржавеет без пользы на стене, что они всегда носят при себе свои мушкеты и топоры. На что у них оружие? Им обороняют свою жизнь, свое добро.
У людей в латаных кожаных штанах и серых армяках полегчало на душе, точно они вдоволь хватили хмельного. Что делать крестьянину из Брендеболя, если помещик посягнет на его свободу?
— Обороняться! Мы все будем обороняться!
Под конец и Матс Эллинг примкнул к остальным, сказал, что и он будет обороняться, если все другие в общине стоят на том.
Теперь решение было принято всем миром. Йон Стонге протянул руку своему нареченному зятю и тем подтвердил, что совет Рагнара принят общиной. Оставалось только скрепить уговор, к которому они пришли в этот вечер на сходе. Односельчане поднялись и окружили старосту, готовые дать клятву. Никто не пошел против общины.
Затем люди единодушно протянули руки и поклялись:
— Крестьяне Брендеболя дают клятву и обещают друг другу, что все они, как один человек, дадут отпор каждому, кто силой, хитростью или посулами станет понуждать их к барщине на господской земле.
Они стояли под колодезным журавлем, который высился над головами людей, точно перст, указующий путь к небу, где вышний судия, как вечный и беспристрастный свидетель, внимал их клятве.
* * *
Матушка Сигга и Сведье сидели за вечерней трапезой. Они размачивали мякинный хлеб в пивной похлебке. Они жевали медленно, с усилием и после каждого куска, который насилу проходил в глотку, отхлебывали воды из кружки. Воду для питья они брали из ручья на лугу. Там она была чище и прозрачнее, чем в деревенском колодце. С водой пища легче проходила в желудок. Матушка Сигга упрямо пережевывала хлеб беззубыми деснами, и, пока она проглатывала кусок, сын успевал проглотить два.
В эту пору можно было ужинать, не зажигая лучины. Дневной свет просачивался через отверстие в крыше под стропилами и слуховые оконца. Светло было и от очага, в котором, чадя, догорало несколько поленьев. Огонь освещал южную скамью и середину горницы, но в углах было темно. В черном углу у дверей стояла, точно настороже, метла, встречая всякого входящего. На стенах в полутьме поблескивала сталь топоров. Над почетной скамьей висел мушкет с пороховницей по одну сторону и кисой для пуль — по другую.
