Мелодия на два голоса [сборник] | страница 23

Девушка смутилась, мгновенно покраснела.

— Стихи не для столовой пишут. Их не едят, — сказала она тонко и обиженно. Отвернулась и медленно побрела по длинному коридору. Плечи ее были опущены, как у больной. Пономарев догнал ее.

— Простите. Простите, пожалуйста! Я не то сказал… У меня друг пропал. Был и нет. Может быть, лежит теперь где-нибудь раненый!

Аночка улыбнулась ему, и он понял: надо срочно идти за ней следом, кривляться, лебезить. Иначе еще шаг, там, на улице, и она пропадет, растает. Это была Аночка, его будущая жена. Тогда впереди, у них сияло белое счастье, а теперь оно, счастье, было в прошлом, позади, размокло под сизым дождем, покрылось пеплом. Они оба давно перешли жить в другую жизнь…

— Ты любишь Воробейченко! — Пономарев обмер, видя, что Аночка безответно, серая, как смерть, глядит в сторону, мимо его вопроса. И колготки отложила. Щенок нехотя проснулся, поглядел по сторонам — откуда шум — и тявкнул на Пономарева.

— Ты с ума сошел! — сказала Аночка в ужасе.

— Значит, ты любишь его?!

— Что с тобой, Толя?

Но он со сверхъестественной секундной зоркостью — видел, как она выходит из нервного транса, и прозревал, вопрос для нее не нов, жена знала ответ, только страшилась, как и он, ответа. Аночка косила глаза в пространство, была далекая, похожая на сотни чужих женщин.

— Значит, ты любишь его?!

Аночка строго молчала. В дверь забарабанил Витенька.

Пономарев открыл и вернулся.

— Мы расстаемся? — спросил он.

Аночка свято молчала.

— Почему ты молчишь?! — заорал Пономарев. — Я, что ли, виноват? Я работаю, сдохну скоро! — ненавижу тебя, тварь!

Витенька подбежал к нему и, с мольбой глядя снизу, дернул его за руку:

— Папа, не кричи на мою маму! Не кричи!

Аночка, оледенев, молчала. Колготки странно свесились со стола, сейчас упадут на пол. Снуки, щенок, с пола пытался сбить их лапой.

— Ладно, я уйду, — крикнул Пономарев. К горлу подступила рвота, как с похмелья, сердце стучало по ребрам.

Он выдернул из шкафа чемодан, с ним они ездили на юг, новый, кожаный, с изящными замками дорогой чемодан, швырял в него вещи: брюки, рубашки, пепельницу, подарок друга, принес с кухни бритву. Витенька прижался к маминым коленям, и они оба смотрели на буйного отца.

«Сейчас она меня остановит! — думал Пономарев. — Сейчас остановит, и мы все выясним. Сейчас, сейчас!..»

Он уложил аккуратно поверх всего заветные тетради с расчетами и две-три самые важные книги. Закрыл чемодан. Оглянулся и пристально, в последний раз, посмотрел на Аночку. То, что он прочитал на ее лице, означало беду. Там была растерянность и дальнее, светом сквозившее облегчение. Вот как, именно облегчение. Пономарев мог ее убить.